Читать книгу "Схизматрица - Брюс Стерлинг"

— Есть новости? — громко спросил Линдсей, нагнувшись к самому наушнику судьи.

— Осада продолжается, — ответил старый механист без всякого видимого удовлетворения. — Шейперы держатся. — Пустые глаза его обежали приборную доску. — Хвастаются победой в Цепи.

В рубку вошла второй судья.

— Кетамина кто-нибудь хочет?

Первый депутат сняла очки.

— Хороший?

— Прямо из хроматографа. Сама делала.

— Вот в мое время Цепь имела вес, — сказал главный судья. В своих наушниках он не увидел и не услышал женщин. Вероятно, передача всколыхнула глубинные пласты его памяти. — В мое время не было цивилизованного мира, кроме Цепи…

Женщины, в силу давней привычки, не обращали на него внимания.

— И почем? — спросила первый деп.

— Сорок тысяч — грамм.

— Соро-ок?! Двадцать дам.

— Девочка, ты за вшивый маникюр с меня двадцать запросила!

Слушая их краем уха, Линдсей подумал: а не вступить ли в торг? ГДФ до сих пор имела собственные банки, и валюта ее, хоть до предела обесценившаяся, имела хождение в качестве единственного законного платежного средства среди одиннадцати миллиардеров. К несчастью, Линдсей, будучи новичком, уже по самые уши залез в долги.

— Корпоративная республика Моря Ясности, — проговорил старик, остановив взгляд пепельно-серых глаз на Линдсее. — Я слышал, ты работал на них.

Линдсей был поражен. Неписаные табу «Красного Консенсуса» запрещали обсуждение прошлого. Лицо старика просветлело от наплыва чувств и превратилось в отталкивающую маску — древние мышцы и кожа, десятилетиями не менявшие выражения, совсем утратили эластичность.

— Да, был как-то, проездом, — солгал Линдсей. — Впрочем, эти лунные дыры я плохо знаю.

— А я там родился…

Первый деп испуганно покосилась на старика.

— Ладно, сорок так сорок, — сказала она. Женщины ушли в лабораторию. Президент сдвинул видеоочки на лоб, одарил Линдсея сардоническим взглядом и демонстративно прибавил громкости в своих наушниках. Деп-два и убеленный сединами третий судья сделали вид, что ничего не заметили.

— В мое время в Республике был порядок. Система, — продолжал старик. — Семейства политиков — Тайлеры, Келланды, Линдсеи… Потом шел низший класс — беженцы. Как раз их приняли, перед самым Интердиктом… Мы называли их плебеями. Они покинули Землю последними, незадолго до того, как все пошло прахом. У них не было ничего. У нас были полные карманы киловаттов, семейные усадьбы… А они ютились в пластиковых хибарах.

Линдсей больше не мог бороться с любопытством.

— Ты был аристократом?

— Яблоки… — с тяжелой ностальгической тоской проговорил старый механист. — Ты видел когда-нибудь яблоко? Пробовал? Это такое растение.

— Я так и думал.

— Птицы… Парки… Трава… Облака… Деревья… — Электронный протез его правой руки тихонько зажужжал, и палец с проволочными сухожилиями щелчком согнал с консоли таракана. — Я так и знал, что эти дела с плебеями кончатся плохо… Даже пьесу об этом написал…

— Пьесу? Для театра? А как она называлась?

В глазах старика мелькнули отблески удивления.

— «Пожар».

— Так вы — Эван Джеймс Тайлер Келланд! — выпалил Линдсей. — Я… Я видел вашу пьесу. В архивах…

Линдсей доводился Келланду правнучатым племянником. Малоизвестный радикал, пьеса которого, проникнутая духом социального протеста, долго считалась утраченной, пока Линдсей, в поисках оружия, не отыскал ее в Музее и не поставил — в пику радикальным старцам. Те, кто выслал Келланда, удерживали власть на протяжении века — при помощи механистских технологий. Подошло время — они же выслали и Линдсея.

Теперь они — в картелях, подумал он. Константин, вождь плебеев, заключил с механистами сделку. Аристократия, как и предсказывал Келланд, заплатила за все. Они — Линдсей и Келланд — просто заплатили первыми.

— Так, значит, тебе попадалась моя пьеса?

Подозрение превратило морщины его лица в глубокие складки. Он отвел взгляд. Его пепельно-серые глаза были полны боли и скрытого унижения.

— И ты даже не предполагал…

— Извини, — сказал Линдсей. Старый родственник с металлической рукой неожиданно предстал в совсем новом свете… — Больше я не стану об этом вспоминать.

— Оно и к лучшему.

Келланд прибавил громкость наушников и вроде бы успокоился. Глаза его снова сделались тусклыми и бесцветными. Линдсей взглянул на остальных, ничего не заметивших из-за видеоочков.

— Ладно, будем считать, что ничего этого не было.

Космический корабль «Красный Консенсус»

27.10.16

— Плохо спишь, гражданин? — спросила второй судья. — Стероиды достают? Увеличивают активную фазу сна? Поправим.

Она улыбнулась, показав три обесцвеченных от древности зуба среди ряда блестящих фарфоровых.

— Был бы очень рад, — отвечал Линдсей, стараясь говорить повежливее.

Стероиды нарастили на руках тугие узлы мускулов, быстро залечили синяки и ссадины от постоянных тренировок — и переполняли жаркой, агрессивной яростью. Но в то же время они не давали спать, не считая редких состояний дремоты.

Взглянув покрасневшими глазами на врача Фортуны, Линдсей вспомнил свою бывшую жену, Александрину Линдсей. Та же точность движений, словно у фарфоровой куклы, такая же пергаментная кожа, те же предательские морщинки на сгибах пальцев… Его жене было восемьдесят. Сейчас, глядя на второго судью, он ощущал нечто вроде сексуального влечения.

— Эта штука должна помочь, — приговаривала она, втягивая шприцем из ампулы с пластиковым кончиком мутноватую жидкость. — Мышечный релаксант, феромон-катализатор серотонина, и промотер к нему. И чуть-чуть мнемоников, чтобы плохих снов не снилось. Я это и сама себе иногда колю; просто сказка как помогает. Давай я тебе и другую руку разрисую.

— Лучше потом, — пробормотал Линдсей сквозь стиснутые зубы. — Я еще не решил, что там рисовать.

Судья со вздохом разочарования отложила иглы.

«Прямо жить не может без своих иголок», — подумал Линдсей.

— Тебе что, не нравится? — спросила она.

Линдсей осмотрел правую руку. Кость срослась хорошо, но мускулы он накачал так, что рисунки — змеи-кабели с телеглазами, белые черепа с плоскими, как солнечные панели, крыльями, ножи, окруженные молниями, и везде, где только можно, бабочки — довольно сильно деформировались. Под кожей от запястья до бицепса было теперь столько краски, что на ощупь она была холодной и даже не потела.

— Нет, здорово, — сказал он, наблюдая, как игла шприца вонзается в пустую глазницу черепа. — Только подожди, пока я закончу с накачкой мышц, ладно?