Читать книгу "Метро 2033. Слепцы - Дмитрий Ермаков"

В самом дальнем конце пещеры, там, где обитаемый зал Апсны соединяется с другой пещерой, имеющей странное название «Грузинских Спелеологов», мы видим остатки дороги. Раскрошившиеся бетонные плиты уложены прямо на камни. Во многих местах тропа полностью рассыпалась. Судя по всему, племя за этой дорогой не следит.

Маша про дорогу почти ничего не знает. Плиты эти уложили тут в незапамятные времена для туристов. Живущие в подземелье люди прямиком через пещеры стараются не ходить и тропой не пользуются.

– Опасно, – пояснила Мария, – расщелины, обвалы, камни шаткие. Москвичи опять же. Да и зачем, если есть метро?

Это самое метро – пробитые в толще скалы туннели и станции – поражает меня сильнее всего.

«Сколько труда, сколько усилий нужно, чтобы это построить! – восхищался я первое время. – Просто немыслимо!»

Но чем больше я размышляю, кому и зачем могло понадобиться строить эту железную дорогу, точнее, метро, тем сильнее становятся мои опасения. Объяснения Маши лишь укрепляют уверенность: что-то тут нечисто.

– Разумеется, это не наша работа! – мое предположение вызывает у Маши смех. – Это метро давным-давно тут построили.

– Зачем?

– А просто так.

– Просто так?

– Просто так. Туристов развлекать. И когда все случилось, большая группа посетителей как раз находилась в пещерах с экскурсией… Но об этом я как-нибудь потом расскажу, сейчас предлагаю пойти взглянуть на нашу мастерскую.

А мне уже все равно. Хоть куда. Мне не нравится это место.

И эти люди тоже. Надо уносить отсюда ноги, вот что. Решить бы еще, куда…

Кто бы мог подумать, что «мастерской» окажется та самая станция, залитая кровью и заваленная костями!

На узкой платформе сидит уже знакомый мне молчаливый парень, седой как лунь, на строгом лице которого я ни разу не видел улыбки. Около него кучками сложены кости. С помощью заостренных камней парень проделывает с костями какие-то странные манипуляции: задумчиво вертит в руке, потом обтачивает, сверлит, шлифует, снова вертит…

Меня слегка замутило.

– Что он делает? – шепотом спрашиваю Машу, с трудом унимая тошноту.

Девушка улыбается, берет в руки какой-то странный предмет, подносит к губам.

И, как бы противно мне ни было еще секунду назад, сейчас я застываю на месте, очарованный…

* * *

Мария Острикова выделялась на фоне остальных пещерных жителей в первую очередь тем, что вообще ничем не выделялась. Не блистала она ни яркой внешностью, ни цепким умом, ни какими-то особыми дарованиями. О многом говорила и прилипшая к Маше кличка – Мышка. Кличка меткая, это признавала и сама Маша. Обижаться девушка и не думала: из всех вариантов кличек, которыми награждали ее в племени много лет, Мышка была самой нейтральной. Называли ее и по-другому…

Одно лишь обстоятельство делало Машу особенной. Она была одинока.

У всех членов крохотного племени кто-то был. У вождя племени – полноценная семья: красавица жена Наталья и мудрый не по годам сын Федька. Кондрату, духовному наставнику и учителю племени, скрашивала старость спутница всей жизни Ханифа. Сестры-близняшки, хохотушка Рада и молчунья Лада, которых в шутку называли «Инь и Янь», связали свои жизни с Алексом и Прохой. Даша и Арс, хотя и казались полными друг другу противоположностями, тоже жили вместе счастливо.

Одна Мышка была одна, сама по себе. Словно кошка из сказки Киплинга, которую любил пересказывать племени перед сном Кондрат Филиппович.

Не явились бы сюда пятнадцать лет назад миротворцы, да не выкосил бы племя зловещий Зов, заставлявший людей уходить в темноту, да не будь в ее жизни одного обстоятельства, отталкивающего от Марии всех людей, возможно, судьба девушки сложилась бы иначе.

Жизнь Мышки скрашивала только маленькая рыжая кошка, оставшаяся от веселого доброго старичка Николая Степановича. Прабабушку этой кошки взял с собой на экскурсию в пещеры кто-то из туристов. И уже после того, как люди оказались в заточении, кошка окотилась. Из того выводка выжило два котенка – остальных съели каннибалы, эти же оказались проворнее. Они и дали начало новой «семье». Но вида «кошка пещерная» не возникло. В живых остался один-единственный котенок. Николай Степанович вырастил его (потом оказалось – все же ее), назвал Рыжкой. Ну а после смерти старичка Рыжка перешла к Маше. Кошка тоже попалась Мышке с характером. То трется, ласкается, вертится вокруг, мяукает, а то вдруг убежит и бродит где-то по своим делам.

– Совсем как я, – говорила Маша, глядя на кошку.

Иногда, очень редко, когда на душе у Мышки становилось совсем тяжко, она уходила далеко-далеко, в Храм. Так называли еще до Катастрофы часть зала Москва, очертаниями напоминающая церковь. Там она падала на колени и долго-долго молилась, глотая слезы. Это приносило Маше утешение. В остальные же дни одно спасение было у нее: работа, работа и еще раз работа. Ей и отдавала Маша всю себя.

А уж обязанностей в пещерах хватало на всех. Вождь буквально не давал им ни минуты отдыха: спорт – учеба – труд. Повторить сто раз. В праздники: танцы, спектакли, музыка, песни. Одним словом, праздники без праздности. Никакой пощады ни мозгам, ни телам.

Остальные иногда ворчали, а Мышку все устраивало.

Проснувшись в то утро, как обычно, за несколько минут до общей побудки, Мария сразу поняла: сегодняшний день будет особенным.

Она отлично знала, что такое едва ли возможно в их племени. Каждый человек выполнял с десяток важных обязанностей – только успевай крутиться. Знала, что после утренней разминки, общей молитвы и завтрака ее и остальную молодежь ждет урок Кондрата Филипповича, во время которого Марии придется ломать язык и голову, выговаривая и запоминая ужасные слова типа «интернет» или «университет». Потом ей придется час, а то и два разучивать новые мелодии на костяной свирели. Перед обедом – заплыв, и попробуй только пикнуть, что не хочешь лезть в воду. Далее – утомительное, тупое и самое скучное на свете занятие – ловля рачков. Затем – снова занятия в «школе», и так – до самого вечера. После второй общей молитвы все отправятся спать.

Иначе быть не могло. Иначе не бывало. Поблажки давались лишь Наталье, чтобы могла больше времени уделять сыну, и Ладе, которая после экспедиций в потусторонний мир не могла иной раз пальцем пошевелить от усталости. Остальные должны были вкалывать весь день напролет.

Но сегодня Мышка чувствовала: что-то пойдет не так.

Она завтракала, уплетая за обе щеки душистый, аппетитный мох, старательно бормоча:

– Те-ле-граф. Те-ле-граф. Теле Граф. В теле граф… Тьфу.

Очередное ужасное слово, которое задал им учить Кондрат Филиппович. Что представлял собой этот загадочный «телеграф», Мария так и не поняла.

– Представьте, что я здесь, а вы – далеко-о-о! Например, у водопада, – объяснял Кондрат, – и вот я стучу камешком о камешек, и вы там все слышите. Представили?