Читать книгу "Шестой прокуратор Иудеи - Владимир Паутов"

Естественно, что, получив от меня отказ на требование снять со стен знамёна, первосвященник и его окружение не оставили попыток добиться своего. Они тогда вывели на площадь перед дворцом много недовольных, но мои легионеры быстро привели в чувство посылавших нам проклятия жрецов и горожан. Однако ещё было рано радоваться первой одержанной победе, ибо наша борьба только начиналась. Как и задумывали первосвященники, они от имени Высшего совета направили жалобу легату Сирии. Я сумел перехватить нескольких их гонцов, но письма всё-таки дошли до губернатора провинции, и в конце концов, он настоял на том, чтобы боевые знамёна моего легиона были сняты с дворцовых стен. Конечно, это распоряжение я воспринял как личную обиду, а потому именно с того самого дня стал собирать подробные сведения о Каиафе и других членах Высшего совета. Дело это оказалось очень трудным, так как первосвященники, бывшие и действующие, жили весьма скрытно, поэтому сведения те были довольно незначительными и скудными, хотя кое-что из их жизни мне всё-таки становилось известно. Однако подробности о нынешнем блюстителе Закона, его длинной и бурной жизни поступали в мою резиденцию довольно регулярно. Вот и сейчас, в этот тихий весенний вечер накануне местного праздника, сидя за своим рабочим столом, я читал новые донесения и просматривал старые бумаги, в которых имелись довольно интересные данные из весьма занятной биографии вечного моего соперника и тайного недруга, главного жреца Иудеи, Иосифа Каиафы.

* * *

Иосиф находился в благостном расположении духа. Радоваться ему было от чего. Закончилось, наконец-то, его унизительное положение бедного родственника, и началась новая жизнь, которая открывала перед ним прекрасные перспективы в будущем. Он стал зятем самого Ханана, первого священника Иерусалима.

– Мне уже исполнилось целых двадцать пять лет, а чего я достиг в этой жизни? Это ерунда, что жена моя не красавица, – размышлял Иосиф, украдкой поглядывая на молодую супругу и стараясь скрыть от неё свой явно не влюблённый взгляд, – главное ведь не в этом. Теперь-то из бедняков я, наконец, превращусь? В кого же я превращусь? – потирая про себя руки от удовольствия и наморщив лоб, продолжал мечтать Иосиф. Он с благоговением и осторожностью взглянул на сидевшего рядом в повозке своего могущественного тестя, первого священника иерусалимского Храма, отец которого, дед и прадед так же служили главными жрецами, ибо все были левитами, то есть из рода Левия. – Может и так случиться, что я теперь стану смотрителем в храме, или начальником стражи, а лучше…

Но, додумать до конца о своих грандиозных планах ему не дал суровый оклик тестя, который распорядился сделать небольшой привал в маленькой роще, где оливковые деревья росли вперемешку с финиковыми пальмами, недалеко от родника, бившего там издавна. Был уже полдень. Солнце находилось в самом зените и нещадно пекло. Жара стояла неимоверная. Но в роще было довольно прохладно. Своими кронами деревья создавали почти непроницаемый шатёр, защищавший от лучей палящего солнца. Слуги по приказу хозяина тут же прямо на пожухлой траве стали расстилать в тени пальм и олив тростниковые коврики, на которых можно было, не опасаясь простуды от тянувшего холодком подземного ключа, отдохнуть и даже подремать.

Первосвященник Ханан, охая и кряхтя, поддерживаемый под руки зятем, вылез из повозки и спустился на землю. Жрец благодушно кивнул Каиафе. Сегодня он пребывал в отличном настроении. Его единственная дочь, Рахиль, после брачного обряда стала женой Иосифа Каиафы, дальнего родственника, весьма бедного, но зато работящего и лично преданного ему, Ханану.

– Парень он ничего, толковый, смышлёный, хитрый! Правда, бедный, но этот недостаток поправим. Пристрою его на хорошую должность в Храме, будет работать и деньги появятся, – закрыв глаза и погружаясь в приятную дремоту, думал первосвященник о своём зяте, – всю жизнь будет мне благодарен! Такой помощник всегда пригодится! Верный человек нужен в любое время, а нынче особенно…

Ханан уже почти заснул, когда неожиданный шум человеческих шагов прервал его отдых. Первосвященник разозлился, и хотя ему очень не хотелось просыпаться, но он был вынужден чуть приоткрыть глаза. «Мало ли кто это может быть, да неизвестно ещё с каким умыслом?» – пришла в голову мысль. Но ничего опасного не обнаружилось. Жрец увидел, что по направлению к нему идёт древний слепой старик с мальчиком-поводырём. Ханан только мельком взглянул на слепца и его спутника.

«По дорогам Иудеи сейчас ходит и бродит много всяких побирушек и попрошаек, прикидывающихся больными и несчастными, дабы выманить у честных людей деньги», – с неприязнью подумал первосвященник и хотел уже, было, повернуться на другой бок, как нищий бродяга вплотную приблизился к нему. Трескучий, немного дрожавший, но настойчивый голос старика буквально вывел Ханана из себя.

– Подай милостыню на пропитание, добрый человек! Мой юный спутник, вот этот мальчик, не ел уже два дня! – умоляюще попросил слепой.

Устремив на первосвященника неподвижный взгляд своих незрячих глаз, странник остановился в шаге от Ханана, словно видел того, лежавшего в тени деревьев. Это показалось первосвященнику довольно странным и подозрительным.

«Уж не обманывает ли меня нищий бродяга тем, что прикидывается слепым? Не хочет ли он выдавить из меня жалость, а заодно и деньги? – злясь на старика за то, что тот прервал его такой приятный отдых, подумал Ханан. Первосвященник недоверчиво разглядывал путника, всматривался в его глаза, стараясь понять, действительно ли старик слепой, или обманывает, специально придумав свой недуг. – Хотя у него же есть поводырь, но…»

– Не волнуйся, добрый человек! Я ничего не вижу уже много лет. Мне не нужно от тебя денег. Накорми моего юного спутника, а я же могу насытиться парой фиников, коих растёт здесь в изобилии, да утолить свою жажду глотком холодной воды, родниковой, – тихо сказал слепец, словно угадав тайные мысли первосвященника.

– Кто ты, старик? Как твоё имя? – строго спросил нищего Ханан.

– Имя моё Валтасар, и родом я из Галилеи, – последовал короткий ответ.

– Значит, ты язычник? – недовольно проворчал первосвященник.

– У каждого свой Бог! – почти прошептал старец.

– Так иудей говорить не может и не должен! – назидательно попенял Ханан слепцу.

– Он филистимлянин! – ответил за старика мальчик, его поводырь.

– Теперь уже вижу, что не иудей! – брезгливо бросил первосвященник.

– Да, но я же человек! – вступил в разговор нищий.

– Ты много говоришь, старик! И слова твои дерзки и неучтивы! – вдруг окончательно вышел из себя Ханан. Старик явно ему дерзил, видимо, не представляя, с кем разговаривает.

Главный жрец только хотел подняться с земли, как внезапно острая боль прошила всё его тело насквозь и, застряв в самой пояснице, засела там острой раскалённой иглой, не желая отпускать. Ханан тихо-тихо заохал, запричитал, не в силах не то чтобы сделать хотя бы один шаг, но даже позвать кого-нибудь на помощь. Боль жгла огнём и не давала ему ни разогнуться, чтобы выпрямиться в полный рост, ни опуститься на ковёр. Так и стоял жрец на согнутых ногах, склонившись почти до самой земли и одолеваемый всякими жуткими мыслями. Что стало бы с ним, не знает никто, если бы не слепой странник.