Читать книгу "Засекреченные приключения Шарлотты Бронте - Лора Джо Роулэнд"

— Сэр… — начала я, ища способ рассеять сомнения, не оскорбив его.

У меня ведь было только его объяснение, что произошло между ним и напавшими на меня мужчинами после того, как он их нагнал. А что, если он их сообщник? Эта ужасная мысль лишила меня голоса. Мистер Уайт ждал, что я заговорю, и в его выражении внезапно появилась настороженность. Мы были пленниками узкого коридора; единственная лампа светила неверно и смутно. Прислуга гостиницы и постояльцы уже удалились ко сну. Моя спина была прижата к стене, сердце мое колотилось от томительного соединения страха и неприличных чувств, возникших во мне к этому мужчине, которому я не могла доверять вполне.

Наконец он заговорил:

— Могу ли я сопроводить вас завтра до Кейли? — Его голос был мягким, взгляд властным. — После того, что произошло сегодня вечером, вам не следует ехать одним.

Это мгновение напомнило мне, как страх способен усилить притягательность. Я ощутила почти необоримое желание прикоснуться к синякам на его щеке.

— Но ведь это причинит вам неудобства, — еле выговорила я.

— Это доставит мне удовольствие, — сказал он с мрачной настойчивостью.

Внутри я вся трепетала, все частицы моего существа восприняли намек, что Гилберт Уайт испытывает то же притяжение, что и я. Исполнившись надежды, соперничающей со страхом, я немо кивнула.

Блеснула его редкая улыбка.

— Тогда спокойной ночи и до завтра, мисс Бронте, — сказал он и спустился по лестнице.

Не дыша, я обессиленно стояла в коридоре, пытаясь собраться с мыслями. Возможно, мои недавние злоключения внушили мне недоверие ко всем людям. Если у Гилберта Уайта действительно были бы дурные намерения, он не стал бы меня спасать. Нас связала общая цель, как и властная алхимия, которая притягивает мужчину и женщину друг к другу.

Вот так я подкрепляла свое доброе мнение о мистере Уайте, но позднее, лежа в кровати, я снова задумалась о нем. Была ли я действительно в безопасности под защитой моего спасителя и возможного искателя моей руки? Или же он — злодей, выжидающий своей минуты, пока строит планы моей гибели? Перед тем как наконец уснуть, я припомнила предчувствие, возникшее у меня при моей первой встрече с Гилбертом Уайтом. Что могло оно означать?

9

Готовясь описать события, происходившие после моего возвращения в Хоуорт, я внезапно вспоминаю, что моя версия охватывает лишь часть истории. Другая ее часть принадлежит моей сестре Эмили. Тогда я понятия не имела о ее душевном состоянии, так как отношения между нами стали до того плохими, что мы почти не разговаривали, а позднее непоправимое заставило Эмили умолкнуть навеки. И теперь я оказалась перед трудным выбором: допустить ли, чтобы она осталась безвестной миру, как она того желала, или же открыть ее натуру во всей трагической человечной полноте? Истина требует поступить наперекор ее желаниям. Это единственная моя надежда снять покров со всех фактов, составляющих мою историю.

Стол передо мной загроможден дневниками, оставшимися от Эмили. То, что она вытерпела на протяжении недель после убийства Изабели Уайт, скрыто в словах, которые я почерпнула из этих дневников. Да простит меня Бог, если я осквернила ее память правдивости ради. С великим страхом я открываю дневник того года, переписываю ее рассказ.

Дневник Эмили Бронте

Среда, 12 июля 1848.

Угрюмый тревожный день после ночи дождя. Грозят новые бури — я чувствую костями их надвигающийся рокот. Земля, стонущий ветер и каменные стены нашего дома дышат зловонной сыростью. О, какой мрак эта погода наводит на мой дух, и так уже в тягостнейшем состоянии! Неужели самые Небеса оплакивают смятение души под кровом нашего дома?

Нынче утром, когда я поднялась наверх прибрать комнату Брэнуэлла, я застала его все еще в постели — изможденный, неприкаянный призрак.

— Эмили, пожалуйста, дай мне денег, — простонал он.

Я стянула с него замусоленное одеяло, но он схватил мои руки. Я вырвалась из его омерзительно липких клешней с криком:

— Не дам, отпусти!

— Один шестипенсовик! — умолял Брэнуэлл. — Если я не смогу купить опиум, я умру!

Было время, когда я попыталась бы уговорить его не губить себя, но у меня уже не осталось ни терпения, ни сострадания к этому слизняку. В какое сравнение шли его горести с моими?

Брэнуэлл зарыдал.

— О, бессердечная сестра! О, жестокий мир! Я умираю, а никому и дела нет! О, моя милая потерянная Лидия!

— Замолчи! — закричала я в бешенстве, ведь моя потеря была куда больше.

На поднятый шум торопливо пришел папа. Брэнуэлл соскочил с кровати и упал перед папой на колени.

— Отец, мне необходимы деньги. Пожалуйста! Вы должны мне помочь!

Папа печально покачал головой.

— Я уже потратил целое состояние, выплачивая твои долги. Больше тебе потакать я не намерен.

Глаза Брэнуэлла сверкнули хитростью отчаяния.

— Если вы мне не поможете, я убью себя!

Он схватил бритву с комода; я схватила его запястье. Мы боролись в безумном танце, Брэнуэлл пытался перерезать себе горло, я пыталась ему помешать.

— Дай мне покончить с моей жалкой жизнью! — вопил он.

Может быть, и следует позволить ему, подумала я. Может быть, потом мне следует обратить лезвие против себя — и нам не придется больше страдать. Но папа вырвал бритву у Брэнуэлла. Мы заперли его в комнате, он барабанил в дверь, выкрикивая угрозы в маниакальном бешенстве. Я пошла на кухню и принялась месить тесто, пытаясь отвлечься от поднятого Брэнуэллом шума и моих собственных тревог.

Где сейчас Энн и Шарлотта? «Вернитесь! Вернитесь!» — беззвучно взывало к ним мое сердце. Но я все равно пылала яростью из-за их предательства. Быть может, меня это оскорбляло бы меньше, если бы я могла писать! Но я не могу! Много историй было начато после завершения «Грозового перевала» — и все остались неоконченными. Всякий раз, когда я теперь сажусь писать, я слышу уничтожительный приговор критиков. Они трубят, что мой роман «показывает животное воздействие ничем не сдерживаемой страсти». Они чернят моих персонажей как «крайне отвратительных для нашего восприятия». Какая тоска владеет мной! Я способна только делать вид, будто пишу, покрывая страницы бессвязными фразами вроде этих, а воображение прячется за дверью, запертой внутри меня. Счастливица Шарлотта, путешествующая, творящая новый роман! Счастливица Энн, опубликовавшая вторую книгу. Ах, мое сердце вот-вот разорвется!

В какую растерянность и тревогу ввергли меня слова Эмили! Как могла она даже помыслить о смертном грехе — самой лишить себя жизни? Знай я про ее муки, я была бы более чуткой с ней. Ну хотя бы один намек! Она всегда казалась абсолютно уверенной в своем таланте, и с полным на то правом. Ее стихотворения и проза были само великолепие и неизменно завораживали меня. В литературных дерзаниях она всегда оставалась ведущей, моим кумиром, хотя я была старше годами.