Читать книгу "Черные шляпы - Патрик Калхэйн"

Бэту не пришлось отвечать на вопрос. В этот момент оркестр заиграл джазовую версию «Пони Бой» и на сцене появилось длинноногое сверкающее видение, «выехавшее» из-за кулис, похлопывая себя по бедру и размахивая белым «стетсоном», украшенным драгоценными камнями.

— Вот что я имел в виду, Уайатт, — прошептал Бэт. — «Стетсон» говорит сам за себя.

Все в этой женщине говорило само за себя. Привлекательная, с полусонными глазами, словно вышедшая из мультфильма, с выразительными формами, подчеркнутыми облегающим платьем с блестками, несколько петель жемчужных ожерелий на шее, лежащих на пышной груди, запястья, увешанные сверкающими браслетами, завитые волосы, едва касающиеся плеч, крашенные перекисью в тон белому «стетсону», сверкающему камнями и теперь щегольски скошенному набок, большой рот, накрашенный красной помадой… Каким-то образом этот рот раскрылся еще шире.

— Привет, пьянчужки!

Аудитория взорвалась смехом и аплодисментами.

Трубач подвинул ей стул, и она уселась на него.

— Чертенята заведенные, а? — бесстыдно спросила она.

Толпа была сражена наповал.

«Большой город, а мир тесен», — подумал Уайатт, покачав головой.

— Для новичков, — продолжила грудастая блондинка низким тягучим голосом, — меня зовут Техасская Гуинан. Я выросла в Техасе, училась в католической школе и пала здесь, в Манхэттене!

Это вызвало бурный смех.

— Совсем недавно, сегодня, в два часа дня! — закончила она свою тираду.

Публика завыла.

Хоть он и был новичком, Уайатту не надо было представлять Текс Гуинан. Ее открыл его друг, Уильям С. Харт, эту актрису, имевшую навыки наездницы родео и танцовщицы водевиля, ставшую сенсацией серебряного экрана, первой девушкой-ковбоем в «Диком цветке на горной круче» и «К югу от Санта-Фе».

А сейчас она сама говорила об этом, рассказывая о выходе своего нового фильма.

— Он называется «Белая Скво», — сказала она, — и, как вы понимаете, у меня там главная роль. Мои последние лошадиные оперы провалились, поэтому вы нужны мне, добрые люди, чтобы завтра среди дня выбраться из постели и снова играть этот проклятый концерт! Что ж, я рискнула своей…

Она поежилась, сидя на стуле.

— …жизнью, чтобы сделать этот фильм для моих зрителей. Да. В самом деле. В этот раз мы снимали в дебрях Лонг-Айленда.

Она говорила чистую правду, но ее манера поражала публику наповал. «Даже, если большинство публики находилось слегка навеселе, все равно она хороша, — подумал Уайатт. — Даже лучше, чем в кино, хотя она сидела в седле ни капельки не хуже, чем на этом стуле».

— Знаете, когда я начала сниматься в кино, четыре или пять лет назад, — продолжала она, — меня назвали Уильямом С. Хартом в женском обличье. Представьте себе Билла в женском платье, напомаженного, и вы поймете, что это совсем не комплимент!

Ее речь продолжалась еще некоторое время, и тут она заметила Уайатта, сидевшего за столиком неподалеку от сцены. На ее лице промелькнула легкая улыбка, настоящая, едва сменившая показную, но она ни на йоту не сбилась со своей комедийной программы и не стала ставить его в неловкое положение, представляя его аудитории.

Хотя могла сделать это с легкостью.

Теперь она принялась здороваться со зрителями, показывая на них пальцем.

— Привет, Кори!.. Привет, Джимми… Это ты, Чарли? Как же, Чарли, я замечу горящий в тебе огонь даже на другом конце зала! А, Диана! Я думала, Рафаэль — мой кусок мужского внимания! Гарри, скажи, где твоя жена? Ты все так же любишь ее? Я так рада это слышать…

Вертясь на стуле, она спела пару песен под аккомпанемент рояля. Для того чтобы ее слушали, ей не нужен был мегафон. Она пела скорее с чувством, чем с умением, исполняя джазовые версии «Придешь ли домой, Билл Бэйли?» и «Когда моя милая улыбается мне».

Наконец, она встала со стула, и оркестр разом заиграл, когда она громко запела «Лебедушку», смешно подражая Элу Джольсону. После этого парни снова заиграли «Пони Бой», и она ускользнула со сцены, помахивая своим украшенным камнями «стетсоном». Когда она вернулась, аплодисменты усилились, поскольку вместе с ней из-за кулис вышли еще по три девушки с каждой стороны, чтобы тоже «скакать» по сцене и подпевать ей, правда, не попадая в добрую половину нот. Но это никого особо не волновало.

Эти милашки были одеты в лифы и панталоны в черную точку наподобие воловьей кожи, размахивали своими прелестными ножками, обутыми в туфли на высоком каблуке, и слегка пританцовывали, иногда поворачиваясь к слушателям тугими попками. Одна из девушек, натуральный пупсик с черными волосами, была на полшага позади других, но это никому не мешало.

— Пон-ни Бой, По-ни Бой, — пели они, — будешь ли ты мой, To-ни Бой? Ни слова «нет», на рассвет, мы идем вдаль…

Не то чтобы они пели хорошо, но пели весело, это и дало старому петушку повод, да и Уайатт вдруг обнаружил, что прихлопывает в ладоши в ритм песне вместе со всеми слушателями и даже потихоньку подпевает.

— Ве-тре-ный, ветреный, ве-тре-ный, вау! Мой Пони Бой!

Затем Техасская Гуинан важно вышла вперед и сделала жест поющим.

— Подарите этим маленьким девочкам большую овацию! Что вы говорите? Давайте, сейчас! Леди, кланяйтесь!

Аудитория с готовностью устраивала одну овацию за другой, пока представление продолжалось еще добрых полчаса, становясь все глупее, но публика сама становилась частью шоу, и не поддаться этому было трудно, особенно для тех, кто хорошо напился, а таковыми были практически все, кроме Уайатта и Бэта.

В середине этого шоу Текс прошла по рядам, раздавая трещотки, словно в канун Нового года (Уайатт подумал, что у Холидэя каждый вечер был канун Нового года). Она спела еще пару песен при поддержке танцовщиц (не в тон, попадать в ритм, похоже, уже было достижением), затем снова обошла зал, беседуя с клиентами, особенно с теми, кто сидел у сцены, но ей явно хватило такта обходить Уайатта, и здорово всех повеселила.

Все лысые мужчины у сцены практически гарантированно получали поцелуй на свою блестящую башку с отпечатком помады, а волосатым она взъерошивала прически. Когда один из них, владелец молочной фермы из Де-Мойна, дал по пятидесятидолларовой купюре каждой из певиц, Текс зааплодировала ему.

— Ну, что скажете, люди? Выразите любовь и признательность этому большому мужчине с маслом и яйцами!

Они сделали это преимущественно при помощи трещоток.

Уайатту показалось впечатляющим и даже интересным, как Текс удавалось контролировать ход шоу, даже тогда, когда, казалось, оно превращалось в чистый хаос, особенно когда она предложила желающим проявить свои таланты на сцене, и в результате специалист по подманиванию птиц, подражая Эдди Кантору («Морги», в противовес ее Джольсону), исполнил песню композитора-любителя, не шедшую, впрочем, ни в какое сравнение с Ирвином Берлином.