Читать книгу "Темная материя - Юли Цее"

Поднимаясь по придорожному откосу на дорогу, он пошатывается, точно пьяный. Тело совершенно вышло из-под контроля. Вот оно — то, что было его единственным шансом! Теперь только бы поскорее убраться. Напряжение ушло, оставив его беспомощной жертвой усталости. Его уже почти не интересует, тяпнуло ли Даббелинга тросом и насколько серьезно. Однако было бы непорядочно не убрать трос. Сделать это — его долг перед человечеством, думает Себастьян, хотя и сам не знает, с чего этот долг взялся.

Скорость около семидесяти километров в час должна по инерции далеко выбросить разогнавшееся тело. Хорошо бы за следующий поворот или вообще прямо в город, думает Себастьян, воображая, что готов встретить любое зрелище. Однако, выйдя на дорогу, он, как никудышный актер, хватается рукой за сердце. Увиденное, как он к нему ни готовился, превзошло его ожидания.

На дороге нет ничего. Лишь нагретый солнцем асфальт, покрытый узорчатой, в духе югендстиля, лиственной тенью. Исполнив свою роль, скорость начисто прибрала за собой сцену, сметя в подлесок все до мельчайшего винтика. Стальной трос блестит, как натянутая гитарная струна. Единственное изменение на нем — маленькое темное пятнышко чуть левее середки. Себастьян отпускает рычаг портативной лебедки, снимает удерживающее устройство. Скатывая трос, он измазался красным о свежее пятно. Под перчатками кожа рук сделалась точно распаренная, как будто он слишком долго мылся под душем. Из последних сил он собирает рюкзак.

5

Мало кто из людей владеет искусством бояться того, чего следует. Иной на подгибающихся коленках садится в самолет, зато со спокойной душой забирается на стремянку поменять в ванной перегоревшую лампочку. При виде упавшей с неба птицы люди думают, что грядет конец света. Когда же наступает истинная трагедия, которая никогда не бывает всеобщей, а всегда сугубо индивидуальна, они думают, что хуже не бывает, между тем как самый-то ужас как раз еще впереди. В мрачной бездне несчастья они сидят на промежуточной платформе, потирая разбитый лоб. Они полагают, что достигли самого дна, и думают о том, как, собравшись с силами, примутся выбираться наверх. Они даже не догадываются, что пока еще находятся в преддверии настоящей катастрофы, каковая заключается не в ушибах, а в свободном падении.

По всему городу хлопают дверцы душевых кабинок. Нагие мужчины и женщины встают на холодный кафельный пол, со смешанными чувствами разглядывают в зеркале свои мокрые лица и вытирают мокрые волосы. Положение стрелок на часах почти убеждает Себастьяна, что он только что встал с постели и впереди предстоит нормальный университетский вторник. Смертельную усталость точно рукой сняло. После того как он, переодевшись в машине, кинул одежду и трос с зажимом в выставленный для отправки мусорный бак, в голове у него наступила такая легкость, словно она вот-вот, как наполненный газом воздушный шарик, взмоет под потолок. Себастьян купил булочек, поставил машину на парковку и, захватив газету, поднялся к себе в квартиру. Достав из шкафа летний костюм, он, как на праздник, одевается с ног до головы в цвета невинности; свежезаваренный кофе источает дивный аромат. Стоя у раскрытой балконной двери, Себастьян испытывает состояние счастливой уверенности. Он твердо знает, что сын его жив. В такое светозарное, сиянием увенчанное, дыханием воздуха облаченное, птицами воспетое утро, возможно, и допустима пропажа столь непрочно устроенного явления, как Даббелинг, но такое утро невообразимо без Лиама, этого чудесного ребенка. То же солнце, которое согревает сейчас лицо Себастьяна, должно где-то неподалеку ласкать и волосы спящего мальчика. Краешек того воздуха, которым дышит Себастьян, попадает и в легкие Лиама. Даже в кончиках пальцев, которыми Себастьян сейчас прикасается к глицинии, он ощущает биение сыновнего сердца.

Себастьян наливает себе кофе, привычно стараясь не шуметь, и садится с газетой за стол. На некоторое время он позволяет себе поддаться иллюзии воскресного настроения, как будто Майка и Лиам еще спят, а он опять проснулся раньше, чем нужно, и впереди у него, как подарок, два часа свободного времени, которое он может провести в полном одиночестве. Бананы в корзиночке для фруктов пахнут так, словно подумывают о возвращении в Южную Америку. Себастьян собрался просто сидеть и читать газету, пока не услышит из передней шлепанье ног выбежавшего из спальни Лиама. Может быть, это и есть самый разумный способ вернуть себе сына… Да только для этого ему на самую малость недостает веры… Потом в его чашку залетела мошка-поденка, и это вызывает у него такое потрясение, что он не может прийти в себя, пока его не осеняет мысль, что ведь эти поденки так похожи одна на другую и существуют в таком огромном количестве, что даже, исходя из принципа организации этих существ, они непременно должны возрождаться.

Приготовив бутерброды с сыром, он, с тарелкой и новой чашкой кофе, переходит в гостиную. Взяв в руки пульт дистанционного управления и нажимая на кнопки, он чувствует себя так, словно расположился на диване отдохнуть и посмотреть любимый фильм. Рассказ о водных артериях родного города его не увлек, и он переключился с местного канала на первый. Чтобы не заснуть, он делает звук погромче. Через час вдобавок к телевизору включает еще и радио. Кофе остыл, бутерброды лежат почти нетронутые. Себастьян беспрерывно перескакивает с программы на программу и с канала на канал; орущие голоса перемежаются друг с другом. Попав на медицинский канал, Себастьян прислушивается. Какой-то эксперт по каким-то там вопросам говорит, что фармакологическая промышленность не останавливается перед тем, чтобы испытывать на людях новые медикаменты. Например, новые средства, уменьшающие свертываемость крови, которые используются при операциях на сердце. Пока, правда, в основном в Африке, а не в Баден-Вюртемберге. Кроме этого, СМИ сообщают о канадских тюленях, об исследованиях по изучению рака в Азии и скандинавских музыкальных группах, не выказывая ни малейшего интереса к странному убийству, случившемуся, кстати, в радиусе вещания данного канала. Картинки военных действий на Ближнем Востоке сопровождаются звуками скверной поп-музыки, льющейся из радиоприемника. Сцены американского семейного сериала идут под обзор биржевых курсов, который зачитывает женский голос. Все между собой соотносится, все со всем связано. И только одно отсутствует в общей сети взаимосвязей — сообщение о загадочной кончине некоего доктора из университетской больницы.

Ярость, которую вызвала у Себастьяна ненадежность теле- и радиовещания, могла сравниться только с его досадой на собственную глупость. Что если никто не обнаружит трупа? Если невыход Даббелинга на службу, с точки зрения преступников, не является достаточным доказательством его смерти? Или если вдруг падение оказалось не смертельным? Что если вместо Даббелинга на трос нарвался кто-то другой? Осмотрительный человек не бросился бы сломя голову прочь с места происшествия, он отыскал бы жертву, убедился бы, что она мертва, и позаботился бы о том, чтобы труп был немедленно обнаружен. Себастьян же, как ему самому прекрасно известно, никакой осмотрительности не проявил. То, что он совершил, лежало за пределами его возможностей.

У него начинают зудеть комариные укусы. Сигналы раздражения, поднимаясь по позвоночнику к голове, впиваются острыми иглами в мозг. Обхватив себя руками, Себастьян, впившись глазами в экран телевизора, яростно скребет тело ногтями, раскачиваясь, как зараженное паразитами животное.