Читать книгу "Жесткая рекогносцировка - Лев Пучков"

Понятно...

Третья попытка состоялась наполовину: я обратился, они стали, как обычно, «наводить мосты»... Тут звонит моя бывшая начальница и этак по-свойски, без обиняков, предлагает:

— Давай пять штук — и все будет тип-топ.

—?!

— Ну, тут опять тобой интересуются. Пять штук — и будешь ты у нас весь золотой и чистый, с ног до головы.

— Пять штук чего?

— Да ну баксов же, естественно! Что за вопрос...

— Мне надо год работать, чтобы собрать такие деньги.

— Ну, это твои проблемы. Займи у друзей, у родственников попроси... Соглашайся — клиника богатая, «отобьешь» моментом.

— Анжела Артуровна...

— Да?

— Я вот тут подумал и решил... Гхм... Идите-ка вы в задницу, голубушка!

— Ну смотри, дело хозяйское. Дальше можешь даже и не пытаться — ты нашу систему знаешь, куда бы ты ни сунулся, везде о тебе будут наводить справки. Бывай, грузчик...

В такие моменты особенно остро ощущается отсутствие в приусадебном хозяйстве пулемета. Где ты, верный друг с вороненым «стволом», с коробчонкой на двести патронов?! На худой конец, какое-нибудь плохонькое ружьецо, но обязательно чтоб восьмого, или даже четвертого, калибра и патроны с крупнорубленой картечью. Увы мне, увы — нету!

Есть скальпель. Но это не то. Это несерьезно...

Люда, знаток изнаночной стороны человечьего мироощущения, посоветовал придумать реалистичную сказку с грустным концом. То есть рассказывать все как было, только мотивацию и обстоятельства немножко подправить в свою сторону. Был друг, светлый и радостный гений — но безнадежно больной, таскал для него помаленьку. Получилось, зря таскал и напрасно прогнали: помер друг, свезли в крематорий...

— Почему помер?

— Так если остался, значит брать тебя нельзя — опять таскать будешь! А так — помер, и все, нет повода для таскания. И благостный мотив присутствует: не для себя брал!

— Ну что ж, логично...

Отрепетировали, отточили акценты и интонации, записали на камеру (имущество, которое мне досталось при разводе, — ледащая любительская камера и телевизор), посмотрели. Вроде бы нормально.

Знаете, сработало! В двух следующих местах меня чуть было не взяли. Все-таки люди у нас по большей части не черствые, ничто человеческое им не чуждо. Выслушали с пониманием, вошли в положение... А не взяли лишь потому, что им нужны были специалисты определенной квалификации, а у меня общетерапевтический (лечебный) профиль. Ну, по крайней мере, так они мне сказали. Все-таки хочется думать о людях хорошо...

А потом я напоролся на сюрприз. Прихожу в очередную клинику, на собеседование к главврачу... Смотрю: да это же Мамед!

— Мамед, мать твою оглы!!! Ты чего тут делаешь?!

— Да так, работаю помаленьку...

Мамед — дитя солнечного Кавказа, наш с Людой однокурсник. Не сказать, чтобы совсем уж друг, но приятель точно. Учились в одной группе, терлись в одной компании, развлекались вместе, он у меня на свадьбе гулял, как-то летом гостил в усадьбе Люды.

Дитя Кавказа мне искренне обрадовался. Облапил, чуть ребра не сломал — он и так был здоровенным кабаном, вольной борьбой занимался, а за эти годы наел пару пудов, заматерел, такой бугай — впору в фильмах про мафию снимать. Черный, солидный, весь в золоте, в дорогом костюме с иголочки, взгляд такой значительный, важный...

Рабочий день насмарку, пошли обедать в ресторан, пообщались вволю.

Итак, Мамед — главврач клиники, хозяин которой его родной дядя. Неплохо, правда? Поведал ему, как на духу, о своих злоключениях, громко обсудили Людину судьбу, посокрушались, что такой гениальный товарищ этак вот бесславно загибается. Над «кислотной» историей мой сокурсник от души посмеялся:

— Ну вы там совсем дикие, от жизни отстали!

Я думал, такими вещами уже лет пятнадцать никто не занимается.

— Что поделать, дорогой сэр, — провинция...

— Ну все, твои проблемы позади, — отобедав, резюмировал Мамед. — Я тебе такую работу дам — пальчики оближешь. Минимум три штуки в месяц будешь иметь — на первых порах.

— Баксов?

— Пфф... Дурацкий вопрос! А чего же еще?

— А что за работа?

— Да увидишь... Работа — не бей лежачего. Если лениться не будешь, потом сможешь и в два, и в три раза больше поднимать. Это уж как пожелаешь, все в твоих руках...

В общем, домой я возвращался в тот день на автопилоте: сидел в экспрессе и радужно лыбился в окно, весь погруженный в приятные размышления о том, как в самом скором будущем у меня все будет здорово и распрекрасно. Жена меня вновь полюбит и вернется, люди вокруг резко зауважают, лет через десять буду я каким-нибудь светилом...

* * *

На следующий день я прибыл утренним экспрессом в столицу и уже в половине десятого торчал у Савеловской эстакады. Это Мамед позаботился: чтобы, значит, мне не трястись в душном метро, его человек подберет меня и доставит куда надо. Я, конечно, мог бы и потрястись, не велика беда, но раз предлагают — чего отказываться? Мне удобно — тут рядышком, от вокзала триста метров.

Вскоре возле меня притормозил темно-синий «BMW». Из окна высунулся курчавый череп с солидной проплешиной посередке (по всему — соотечественник Мамеда) и уточнил:

— Игорь?

— Он самый.

— Садись, поехали.

Сел, поехали... Но недалеко. Заехали почему-то на рынок, встали между двумя длиннющими фурами. Я не совсем понял, чего нам тут надо, но беспокоиться не стал: товарищ от Мамеда, какое тут может быть беспокойство?

Ду-би-на... Люду ругаю, а сам, помнится, всегда хотел думать о людях только хорошее. Может, это особый такой провинциальный настрой или просто в жизни до этого момента ни разу не попадал в подобные ситуации. В общем, слышали, наверное, такое определение: непуганый идиот? Вот-вот, это как раз про меня...

Через пару минут сзади подъехал «Лендкрузер», встал впритык к нам.

— Хозяин, — глянув в заднее зеркало, сказал курчавый. — Иди, разговаривай.

Я пожал плечами: как-то все это странно было, как будто мы собирались заняться чем-то противозаконным... Но пошел без лишних вопросов. Задняя правая дверь «Лендкрузера» открылась, из салона уточнили:

— Игорь?

— Он самый.

— Заходи, дорогой, садись.

Сел, закрыл дверь, осмотрелся. Рядом, на заднем сиденье, соплеменник Мамеда — симпатичный полноватый брюнет примерно моих лет, румяный, красиво стриженный, чисто выбритый, пахнущий дорогим французским парфюмом, прикинут по последней салонной моде. За рулем — детина, косая сажень в плечах, смотрит в зеркало внимательно, с прищуром. Рядом — примерно такой же экземпляр. Оба явно земляки брюнета.