Читать книгу "Век чудес - Карен Томпсон Уокер"

Лучше всего просматривался дом Сильвии. Он был зеркальным отражением нашего, поэтому моему взгляду открывалась вся гостиная: от клавиш пианино и дощатого пола до постеленной в пустой клетке газеты.

Той ночью мы тщетно пытались уснуть при солнечном свете. Уже несколько недель я ложилась спать до наступления темноты. Первые дни и вечера казались просто бесконечными. Я засыпала до появления звезд на небе. Но эта ночь выдалась особенной: такого несоответствия реальности и часов еще не бывало. Первая белая ночь. Со временем мы научились прятаться от света, нашивать на него темные заплатки. Но первая ночь «по часам» ослепила нас ярким, как никогда, солнцем.

Потолок моей спальни украшали несколько фосфоресцирующих в темноте наклеек в форме звезд. Я уже пыталась сорвать их, но мама меня остановила:

— Потолок асбестовый, лучше не трогай его.

В ту ночь ни наклейки на потолке, ни настоящие звезды не светились: их вытеснило сияние нашей ближайшей бесценной звезды.

— Постарайся уснуть, в темноте будет трудно встать в школу, — посоветовал папа, присев на край моей кровати.

Перед тем как задернуть жалюзи, он еще раз взглянул в окно на пронзительно-голубое небо.

— В какие удивительные времена мы живем, — пробормотал он.

Где-то после двух солнце наконец село.

11

На следующий день в школе возобновилось расписание по часам, согласно которому занятия начинались с девяти утра. Поэтому на автобусной остановке мы стояли в кромешной темноте. На лица нам падал лишь отблеск желтого уличного фонаря, тусклого, как все фонари в нашем районе. Яркое освещение помешало бы работе огромного тридцатилетнего университетского телескопа, который возвышался на восточной стороне холма. Это называлось световым загрязнением. Интересно, куда устремляли свои взоры астрономы, когда самое интересное происходило здесь, внизу?

Мама ждала прибытия школьного автобуса, сидя в машине на обочине. Она не сомневалась, что опасность, как картошка, уходит корнями в темноту. А я боялась остановки одинаково сильно в любое время суток.

Я сторонилась Дэрила, хотя он вел себя как ни в чем не бывало. Я размышляла, что где-то здесь в пыли, возможно, все еще валяется цепочка с моим самородком. Сет, гордый, одинокий и самодостаточный, по своему обыкновению держался особняком. Одной ногой он стоял на обочине, а другой катал скейт. И совершенно очаровательно дул на озябшие руки.

Тем утром повсюду вокруг нас трещали цикады. В темноте стоял невообразимый гул и стрекот новорожденных насекомых, стремительно размножавшихся с самого начала замедления. Чем меньше оставалось птиц, тем больше появлялось жуков и прочей мелюзги. По нашим потолкам ползали пауки, из водостоков и канализации лезли тараканы, на цементных полах веранд извивались черви. Однажды из-за миллионного десанта божьих коровок на футбольное поле отменили тренировку. Оказывается, даже красота в чрезмерных дозах наводит ужас.

С остановки был виден дом Ханны. Я заметила, что над входной дверью горит свет. На долю секунды во мне вспыхнула надежда, что Ханна вернулась. Но, видимо, ее родители в спешке просто забыли выключить фонарик, не заметив его при свете дня.

В то темное утро все вели себя тише обычного. Мы чувствовали себя сонными, неповоротливыми и вялыми. Даже Микаэла выглядела подавленной. Она проспала и не успела ни помыть голову, ни накрасить глаза. Никто не дразнился. Все просто стояли в темноте и молчали, натянув на головы капюшоны толстовок и спрятав руки в рукава.

Наверное, нас настигло самое холодное время ночи, хотя мои часы показывали восемь сорок утра. На горизонте поблескивал низкий узкий ломтик месяца, сияли звезды.

Сейчас почти не верится, что еще недавно в этой стране выпускались толстые справочники, где наряду с другими фактами указывалось точное время каждого рассвета и заката на год вперед. Думаю, с утратой четкого ритма жизни мы также потеряли и веру в непреложность некоторых вещей.

Когда автобус привез нас к школе, мы увидели, как рабочие устанавливают по всей ее территории стадионные прожекторы. В их свете выцветшие зеленые стены, покрытые, к несчастью, остатками краски с морской базы, стали напоминать тюрьму. С «часовым» временем я усвоила еще один урок: то, что в дневное время кажется безобидным, ночью выглядит зловеще. Думаю, даже не стоит перечислять явления и предметы, которые без света теряют всю свою привлекательность.

Во время обеда вышло долгожданное солнце, и мрак рассеялся, словно туман. Восход состоялся в двенадцать часов и тридцать четыре минуты. В этот момент мы как раз находились во дворе. Поскольку мы жили в Калифорнии, наши трапезы в любое время года протекали на свежем воздухе. Когда небо на востоке побледнело, а затем многообещающе порозовело, Микаэла с новыми силами начала кривляться перед окружавшими нас мальчишками. Я же, наоборот, стала тише воды ниже травы.

Постепенно футбольные поля вдали засверкали росой. Щурясь на встающее солнце, я вдруг заметила в углу двора силуэт девочки, очень похожей на Ханну. Но она никак не могла быть Ханной! Иначе я бы уже знала о ее возвращении в город. Девочка, подперев голову худой рукой, уныло сидела в одиночестве за столом возле лабораторий.

Я подошла поближе и убедилась в правильности своей догадки. За обеденным столом действительно сидела Ханна — без друзей и без еды.

— Ты приехала! — ахнула я.

— Привет. Нам пришлось вернуться из-за папиной работы, — буднично ответила она. В темных джинсах и розовом топике она выглядела очень стильно. В ушах у нее болтались серебряные сережки в форме колец, а волосы она заплела в небрежную французскую косичку.

Я ждала, что она скажет что-нибудь еще, но она молчала. Позади нас раздавались беззаботные возгласы девочек, стоящих в очереди за обедом.

— Я так рада, что ты вернулась, — добавила я наконец. Скинув рюкзак на землю, я присела за стол. — Я без тебя уже начала ненавидеть школу.

— В Юте мы в школу вообще не ходили, — отозвалась она, глядя голубыми глазами куда-то сквозь меня. — Все просто ждали… Ну, ты понимаешь, ждали конца. И вот мой папочка устал от ожидания.

Мы дружили сто лет, а теперь между нами возникла неловкость. Мне показалось, что я встретилась с троюродной сестрой на семейном торжестве. Вроде и не чужие, но говорить не о чем. А ведь Ханна уезжала всего на три недели!

Гомон детских голосов то стихал, то накрывал нас невидимыми волнами. Ханна разглядывала стол, сковыривая чешуйки облупившейся краски.

И тут я не выдержала:

— Почему ты не позвонила мне, когда вернулась?

— Да мы только вчера приехали, — ответила она и прикусила кончик ногтя на большом пальце. — Или позавчера.

На небе еще оставалось несколько звезд, но день с каждой минутой все больше вступал в свои права. Чтобы смотреть Ханне в глаза, мне приходилось щуриться.