Читать книгу "Тайна серебряной вазы - Елена Басманова"

Мужчины вышли из квартиры и стали спускаться по лестнице.

«Почему они так интересуются этим младенцем? – думал, идя последним в процессии, Вирхов. – Что они ищут? Что могло находиться при младенце, не драгоценности же? Нет, что-то здесь не так. Жаль, доктор невинно впутан в столь темную историю. Впрочем, все разъяснится после допроса, – этот отвратительный Пановский сам поймет, что доктор не мог ничего взять чужого...»

А в это время Полина Тихоновна, заперев за ушедшими дверь и вернувшись в гостиную, вновь опустилась на стул. Она не знала, что ей предпринять. Вообще-то было три варианта действий.

Во-первых, поскольку обыск не дал никакого результата, то можно попробовать найти то, что искали полицейские, – вдруг они вернутся и продолжат свою грязную работу? Что бы ни спрятал в доме Клим – спрятанное надо было сохранить. Правда, хотелось бы знать, что именно искали во время обыска и вообще – было ли что искать? Полина Тихоновна не могла точно ответить на эти вопросы.

Во-вторых, можно заняться наведением порядка в квартире. Если тут полицейская ошибка, Клима вскоре отпустят. Разве ему приятно будет, вернувшись, увидеть разгромленные гостиную, кабинет, спальню?

В-третьих, тетушка Полина рассматривала самый худший вариант. Если во время допроса Клима обнаружится что-то, что покажется подозрительным полицейским, и его задержат в участке – как его вызволить? Тут требовался совет умного и доброжелательного человека. В первую очередь она подумала о профессоре Муромцеве. Он хорошо знал Клима, симпатизировал ему, в уме профессора Полина Тихоновна не сомневалась. Но стоит ли его беспокоить сегодня? Возможно, через час-два Клим вернется домой.

Взвесив все за и против, тетушка Полина решила пока остановиться на втором варианте – навести порядок в квартире, заодно может отыскаться таинственный предмет или бумага. А уж если события примут самый худший оборот, то завтра утром она отправится к профессору Муромцеву.

Глава 9

В Петербурге в январе каждый год бывает хотя бы один такой чудесный день – с утра в абсолютно чистом синем небе стоит невысокое, но довольно яркое солнце, по улицам пробегает теплый южный ветерок, неумолчный музыкальный воробьиный и синичий гам заставляет вспомнить о весне. Хочется выйти в яркий солнечный город, в сверкающую снежную белизну и вздохнуть полной грудью слабый морозный воздух, щекочущий и радостно возбуждающий, как шампанское.

Елизавета Викентьевна после раннего завтрака сидела с дочерьми в гостиной. Брунгильда занимала свое обычное в этот час место – за роялем, она только что закончила разминку, пробежав все гаммы и арпеджио.

– С чего начать, мама? – спросила она.

– Со «Спящей красавицы», дорогая, если ты не возражаешь.

Первые аккорды чудесного вальса, который Елизавета Викентьевна никогда не уставала слушать, поплыли по гостиной от грациозного пиано к сильному форте – по нарастающей, подтверждая, что утреннее январское ликование, разлитое в воздухе, добралось и до пианистки.

Мура сидела за столом, покрытым скатертью, рядом с ее стулом на полу лежала расстеленная клеенка. Мура занималась очень серьезным делом, она ставила научный эксперимент – разными способами скидывала со стола кусок хлеба, намазанный почти незаметным слоем масла, – кусок неизменно падал на клеенку масляной стороной. На листе бумаги Мура отмечала карандашом в двух колонках результаты своих опытов. В левой колонке под буквой М стояло уже пятьдесят три крестика, в правой под буквой X – всего один.

Когда стихли последние звуки вальса, Елизавета Викентьевна сказала:

– Девочки, слушайте, что здесь написано, – она развернула газету. – В 1899 году в швейцарских университетах состояло 543 слушательницы. На 78 швейцарских слушательниц приходится 465 иностранных. Первое место принадлежит русским женщинам – 321, за ними следуют Германия – 60, Болгария – 28, Азия – 17.

– Как жаль, что у меня нет никаких талантов ни в искусстве, ни в науке, – выразила сожаление Мура, продолжая собирать бутербродную статистику, и вздохнула, – решительно не понимаю, чем бы я могла заняться?

– Ты просто еще не знаешь, душа моя, но, наверное, не тем, чем ты занимаешься сейчас. Ты еще найдешь применение своим силам, вот увидишь... – Елизавета Викентьевна перевернула страницу. – А вот это сообщение, я думаю, пригодится Николаю Николаевичу: «В Петербурге А. Н. Альмерингером прочтена лекция о новом источнике света – ацетилене. Когда удастся получить чистый карбид кальция и изобрести нормальную горелку, ацетилен широко войдет в жизнь и представит конкуренцию электрическому свету, так как даже при современной дороговизне карбида ацетилен более чем в сорок раз дешевле электричества».

– Какая ты счастливая, мамочка, – снова вздохнула Мура. – Ты и отец занимаетесь одним делом. Пусть ты и не стала химиком...

Брунгильда взяла начальные аккорды Первого концерта Чайковского, но буквально через полминуты остановилась и опустила руки на колени – что-то ей не понравилось.

– А вот еще одно любопытное сообщение, – продолжила Елизавета Викентьевна. – «Химик Уральской лаборатории Л. Г. Романов открыл неизвестную способность сырой платины растворяться в соляной кислоте. Теперь на растворимость металла будут обращать внимание и извлекать его из раствора».

– Интересно, кому приходит в голову растворять платину в кислоте? – задумчиво произнесла Мура. – Все-таки драгоценный металл. Зачем же его уничтожать?

Брунгильда снова взяла начальные аккорды концерта, снова дошла до конца первой страницы раскрытых нот – и снова остановилась, бессильно уронив руки на колени. Она тяжело вздохнула, на мгновение расслабив прямую спину, но, тут же вспомнив об осанке, выпрямилась и резко повернулась на вертящемся круглом стуле – лицом к матери и сестре.

– Ничего не понимаю, – она даже не пыталась напустить на себя расстроенный вид, – почему у меня сегодня такое настроение, что я не чувствую музыку? Пальцы все помнят, трудностей никаких я не ощущаю, а сама ткань почему-то рвется. Вроде и темп выдерживаю необходимый, не загоняю.

– И все-таки, – заметила удовлетворенно Мура, – посмотрите, убедитесь сами: из 95 раз бутерброд падает маслом вниз 93. Вот сейчас он лежит маслом вверх – второй раз так упал.

Елизавета Викентьевна промолчала – в глубине души она переживала из-за младшей дочери, последние два дня Мура выглядела немного потерянной, не похожей на себя. Елизавета Викентьевна считала, что эксперимент с восточным псевдомистиком был довольно жестоким, такие психологические травмы бесследно не проходят. Хорошо еще, что девочка спит ночью спокойно, без кошмаров. Но днем не находит себе места. Бродит по квартире, берет в руки то одну, то другую книгу... В истерику не впадает – Елизавета Викентьевна морально готовилась и к такому развитию событий. Она знала – в душе дочери образовалась огромная пустота, томительная, неясная, холодная... Чем же можно ее заполнить? А хоть бы и бутербродом, сбрасываемым со стола на пол.