Читать книгу "Великолепный - Джилл Барнет"

В полном замешательстве Меррик шел по замковому двору, сам не зная, куда и зачем. Ему не хотелось нигде останавливаться, ни с кем разговаривать. В том месте, где каменщики уже заканчивали возводить новую стену, Меррику пришлось переждать, пока мимо проедут груженные лесом фуры. Все еще пребывая во власти овладевшего им сильнейшего душевного неустройства, он поднес к губам рог с элем и сделал большой глоток, после чего тыльной стороной руки вытер рот.

Эль был хорош, и это удивило графа. Некоторое время он смотрел на рог, а потом снова из него отпил. Напиток обладал непередаваемым ароматом, и Меррик удивился еще больше, поскольку долго странствовал по Востоку и знал толк в экзотических напитках, сдобренных разнообразными специями, в большинстве своем чрезвычайно редкими и изысканными.

Опершись спиной о свежевыбеленную стену, Меррик приник к рогу губами и пил до тех пор, пока рог не опустел. Хотя он и стоял в тени, на него вдруг повеяло почти уже забытым душным ветром пустыни. Чувствовал он себя премерзко – его обдало жаром, и по телу волной прокатилась дрожь. Казалось, возвращается застарелая лихорадка, которую он заполучил во время скитаний по Востоку.

В следующую минуту у Меррика появилось чрезвычайно странное ощущение, что в желудке у него поселились птички, причем много – целая стая. Помотав головой, чтобы избавиться от неожиданного головокружения и чувства противной легкости в голове, он отлепился от стены и на подгибающихся ногах побрел в сторону завалившегося колодца.

Однако, когда Меррик добрался до места, где землекопы рыли новый колодец, головокружение прекратилось, ноги обрели прежнюю силу, и его походка снова сделалась уверенной. Некоторое время он стоял неподалеку, наблюдая за работой, а потом открыл рот, чтобы дать людям необходимые указания.

И тогда случилась совершенно невероятная вещь.

Меррик де Бокур, граф Глэморган, великий воин, носивший прозвище Красный Лев, сделал нечто такое, чего никогда прежде не делал за всю свою многотрудную, почти сплошь состоявшую из сражений и походов жизнь.

Он захихикал!

9

Утро в монастыре обычно начиналось с негромкого звона колокола, который с вершины собора призывал монахинь на молитву. Крестьян и жителей близлежащего города будило петушиное пение. Но в Камроузе людей ни свет ни заря поднимало на ноги мерное буханье тяжелого кузнечного молота. В скором времени к нему присоединялся стук инструментов каменотеса, потом в этот утренний концерт вливались новые звуки – звон оружия и хохот выходивших во двор замка солдат графа Глэморгана.

Клио сидела, позевывая, на своем соломенном тюфяке и потягивалась. Циклоп, устроившийся по обыкновению у нее в ногах, все еще спал. Спал и Грош – в стоявшем у кровати массивном подсвечнике. Он намертво вцепился когтями в его изогнутую ручку и спрятал голову под крыло.

Как только Клио сделала попытку подняться с постели, кот сразу же проснулся, пару раз чихнул, перекатился на спину и воздел к потолку все свои четыре лапы Клио почесала ему пухлый мохнатый живот, и кот довольно заурчал – как горшок, в который набилась целая куча шмелей. Когда же она отняла руку, кот приоткрыл свой единственный глаз и окинул ее взглядом вполне самостоятельного существа, которое знает, как нужно жить и как поступать в каждом отдельном случае.

Шум и грохот, долетавшие в ее спальню из внутреннего двора замка, напоминали раскаты летнего грома. Клио заметила на подоконнике пару воркующих белоснежных голубей, но, когда она, откинув одеяло, прошлепала босыми ногами по прохладным каменным плитам пола к окну, голуби снялись с места и, будто две белоснежные оперенные стрелы, взмыли в небо.

Эти голуби, по мнению Клио, были идеальной парой. Точно такую же пару составляли два пестрых заморских попугайчика, которых однажды подарил королеве Элеоноре иностранный посол. Королева была без ума от птичек и держала их у себя в покоях в золоченой клетке. Хотя пребывание Клио при дворе было мимолетным и оставило после себя не слишком приятные воспоминания, девушка тем не менее о попугайчиках не забыла. В те годы свою будущую семейную жизнь она представляла именно так – сплошь поцелуйчики, веселое чириканье и прыганье друг за другом с веточки на веточку...

Клио уселась на подоконник и предалась воспоминаниям о тех невозвратных днях юности, когда она искренне верила, что подобное счастливое птичье бытие можно воплотить в реальность.

Иногда Клио жалела о том, что ее девичьим мечтам не суждено было тогда же осуществиться. Теперь она смотрела на жизнь гораздо более трезво и ни на что особенно не уповала, тем более что между нею и Мерриком до сих пор еще не было сказано ни единого слова о венчании. Все свое время граф отдавал перестройке и расширению Камроуза, Клио уже начала задумываться, уж не является ли замок более притягательным магнитом для Меррика, нежели она сама. Подобные мысли больно ранили ее самолюбие, хотя она ни за что не хотела себе в этом сознаваться.

Гордость не позволяла ей спросить у Меррика, когда же он, наконец, поведет ее к аналою. По этой причине Клио решила всем своим видом демонстрировать полнейшее равнодушие к этому вопросу.

Решить-то она решила, но легче от этого не становилось. По правде говоря, хотя вокруг нее всегда обреталось множество самых разных людей, Клио устала от одиночества. Ей требовался только один человек – муж, который бы ее любил, ласкал и лелеял и, кроме того, сделался бы ей другом. Это должен был быть близкий ей по духу мужчина, перед которым она могла бы раскрыться полностью, которому могла бы доверить свои мысли – даже самые потаенные, – не опасаясь того, что ее неправильно поймут или высмеют. Жизнь в семье представлялась ей единственно разумным способом существования человека, и она всей душой стремилась к созданию собственной семьи, тем более что ее родители умерли рано, и она с юных лет испытала горечь сиротства. Иногда Клио казалось, что она – хрупкий одинокий цветок, распустившийся по прихоти судьбы в бескрайнем пустынном поле. Это ощущение окончательно утвердилось в ее душе, когда умерла старая нянька – последнее близкое ей существо. Конечно, ее любили Долби и Долги, она это знала, ценила и – со своей стороны – отвечала им нежной привязанностью. Но любовь к этим нелепым существам являлась, по сути дела, лишь неравноценным заменителем другой, большой любви, в которой нуждается каждая женщина...

Клио, существо страстное и романтическое, мечтала встретить рыцаря, который в ее честь изобразил бы у себя на щите две цветущие маргаритки и возвестил бы тем самым – в соответствии с обычаем – о своей любви к ней. Такого рыцаря она была готова любить до конца своих дней.

Девушка вздохнула и, вернувшись к реальности, выглянула из окна, чтобы выяснить, как обстоят дела во внутреннем дворе замка. Там уже вовсю кипела работа, хотя солнечные лучи едва позолотили вершины холмов и черные силуэты деревьев на фоне этого золотистого свечения выглядели, как зубья огромной черной пилы, позабытой великаном.

Клио заметила Долби и Долги, которые направлялись на скотный двор – каждый на свой манер. Долби бежал к воротам вприпрыжку, Долги же ступал важно – как архиепископ Кентерберийский. За ним – столь же медленно и важно – двигалось небольшое стадо солидно похрюкивавших свиней. Клио рассмеялась: свиньи шли за Долговязом, будто за своим вожаком.