Читать книгу "ПАРАЛЛАКС 606. Том I - Ganymede Eossky"

если ты действительно каждый раз засекаешь время.

- Меня частенько упрекают за чрезмерную пунктуальность. Не будь я тою, в кого себя превратила, я бы никогда не стала Пятой.

- Колокол пробудился, - после недолгой паузы произнесла женщина.

- Я в курсе. Если я родилась без ушных раковин, это ещё не значит, что я ничего не слышу.

Машаир облокотилась на винтовку, как на костыль.

- В чём причина твоей раздражительности?

За нижней дверцей слева послышался недовольный вздох.

- Едва приляжешь отдохнуть, как тебя срывают с места и опять заставляют строить из себя невесть что.

- Таково твоё призвание...

- Не произноси это мерзкое словечко, меня от него аж трясет! - резко прервала её собеседница: на этот раз голос исходил из-за верхней правой дверки. - Судя по записям в журнале, это выход будет весьма проблематичным, так?

Машаир молча кивнула.

- А что потом?

- Первый сообщит все детали на собрании.

- Касательно того, что нам нужен ещё один, Первый ничего не сообщил?

- Он сказал, что у него имеется кандидат на роль Шестого.

Задумчивое мычание со всех трёх полок и без визуального контакта дало понять: собеседница удивлена.

- Хм. Весьма неожиданная новость. Весьма, весьма. Если это правда, то...

- Это правда.

- Почему ты всегда так безоговорочно веришь ему?

- Потому что он ещё никогда не ошибался, - твёрдо ответила Машаир.

- Что правда, то правда. Ладушки. Раз уж такое дело, я постараюсь прибыть как можно скорее.

Машаир закинула винтовку на плечо и направилась к выходу.

- Ах да, сделай милость: прикончи это назойливое насекомое. Хочу вздремнуть ещё пару минуточек.

Встав под лампой, Машаир резким взмахом поймала муху и крепко-накрепко сжала её в кулаке. Раздался хруст, и раздавленный трупик упал на холодный кафель. Женщина щёлкнула выключателем - свет погас. Хлопнула тяжёлая сталь.

* * *

Когда Антон был ещё совсем юным, его мама, Мария Бойченко, частенько читала ему на ночь сказки. Каждый вечер, расстилая кровать и натягивая пижаму, мальчишка уже вовсю раздумывал над тем, в какое же сказочное путешествие они отправятся на этот раз. Рассказы о путниках, добравшихся до края света, о приключениях героев и одиссеях бесстрашных капитанов гипнотизировали Антона. Поражали его воображение. Заставляли то невольно сжимать в ручонках плюшевого мишку, то раскрывать глаза и, затаив дыхание, вслушиваться в чарующий голос матери. Потом в домах и квартирах начали появляться телевизоры; истории обрастали подробностями, играли красками. Захватывающие приключения при свете ночника; пираты, аргонавты и исследователи звёздных врат – вот он, истинный дух детства: беззаботного, яркого, с бесконечной верой во что-то невероятное, что притаилось где-то рядышком.

Всё это было давным-давно, а теперь казалось отпечатком смутного прошлого… но лишь до вчерашнего вечера.

Внезапно врученный Давидом диск не давал Антону покоя. Первая глава рассказа застряла в голове, как толстый воробей в скворечнике, и ни в какую не желала из неё вылетать. Ни утренний выпуск новостей, ни долгожданная хорошая погода, ни даже звонок настойчивой коллеги-поклонницы Екатерины Жальниной не сумели отвлечь его от навязчивых мыслей. Невероятным казалось не столько содержание главы, сколько причина: почему?.. Почему он?.. Почему внезапно встретившийся на его пути иностранец решил передать эту пугающую тюремную повесть именно ему? С какой стати он никому не мог рассказать об этом рассказе и на каком таком основании ему требовалось теперь быть крайне осторожным? Несмотря на выходной, настроение балансировало где-то между невесёлым и подавленным, а лежащая на столе обёртка из-под диска так и манила к себе. Умоляла взглянуть на неё хоть краешком глаза и в очередной раз рассмотреть в поисках знаков или наводящих на разгадку зацепок. Периодически разум посещали сомнения: быть может, лучше взять и выкинуть этот диск куда подальше, пока он не притянул новых проблем? Идея казалась вполне разумной, но Антон не мог так поступить. Эта запутанная катавасия; эта вчерашняя стычка; это знакомство; этот пугающий рассказ - всё это было стаканом сахара, добавленным в горькое тесто его обыденности. Где-то в самых глубоких закоулках души он хотел, чтобы эти внезапные обстоятельства его всё-таки нашли. Нашли и вогнали в него когти. Выдрали из сырого месива будней.

Ещё сильнее всю эту мистическую канитель накалял сон. Сны снились Бойченко крайне редко, а в последние недели и вовсе покинули его: он уже начал забывать, каково это вообще. Ложишься – мгновенная чернота – и подъём, ложишься – мгновенная чернота – и подъём. Так раньше было изо дня в день, но... этот сон… он взялся из ниоткуда так же внезапно, как и бразилец со своими страшилками. Он ворвался в тьму подсознания, как клякса на белом листе бумаги. Антон ясно помнил затяжной полёт по бескрайнему пространству белизны: то ли пустыня, то ли снежные поля Антарктиды. Потом внизу замелькала чёрная точка, и он начал опускаться прямо к ней. Медленно, будто вяз в невидимом киселе. Бойченко не мог вспомнить, тепло было в том месте или холодно. Он не мог пошевельнуться, течение засасывало его. То самое течение снов, знакомое многим из нас. То, из которого нельзя выбраться; от которого нельзя убежать или защититься. Беспощадное, но нежное. Мощное, но ненавязчивое. Пятно, контрастирующее с безупречной белизной, становилось всё больше, и вскоре Антон смог его разглядеть. Он находился перед источником. Чёрный гейзер подбрасывал потоки похожей на битум жидкости на огромную высоту. Струя вилась вверх – если бы рядом стоял его дом, она бы залила крышу. У подножия гейзера стояли пятеро людей. Такие же чёрные, безликие фигуры водили вокруг источника хоровод. Их гибкие руки будто слились друг с другом. Соединились, слиплись, срослись. Размеренно и не спеша, эти фантомы получали удовольствие от каждого движения, от каждой капли, попадающей на них и делающих их и так абсолютно мрачную текстуру ещё более тёмной. Заметив Антона, двое из них разорвали круг и потянули к нему пальцы. Бойченко полетел к ним, хотя всеми силами разума противился этому. С каждым метром немой ужас нарастал внутри него, как споры плесени. Когда они приняли его в круг и уже собирались сомкнуть с ним пальцы, он вздрогнул... и проснулся. Бойченко никогда не