Читать книгу "Дом Живых. Арка третья: Лопата кумкватов - Павел Сергеевич Иевлев"

Может быть, немного. Я не привыкла бездельничать. В монастыре всегда было полно работы, да и в театре занятий хватало.

— В таком случае ты, возможно, примешь моё приглашение немного прогуляться? Сейчас наилучшее время суток в Корпоре, солнце уже погасло, но город ещё не остыл. В эти несколько часов происходит всё самое интересное.

— Вам же что-то от меня надо, да? — вздохнула девушка. — Всем от меня что-то надо…

— Всего лишь показать тебе город! И поговорить немного, не без того.

— Я предупрежу Мастера Полчека…

— Не стоит его беспокоить. Он слишком увлечён творчеством и, скорее всего, немедленно забудет всё, что ты ему сказала.

— Вы правы, — вздохнула Завирушка, — ему совершенно нет до меня дела.

— Постараюсь его заменить! — галантно ответил Вар. — Я не так гениален, как наш драматург, зато я готов уделить тебе время! Ну, право же, глупо, находясь в самом блестящем городе континента, просто сидеть в комнате!

— А пойдемте! — решительно сказала девушка. — Мне недоело всё время чего-то ждать!

— Красиво, не правда ли? — спросил её Вар, когда они вылезли из повозки.

Полуэльф расплатился с возницей и отпустил его. Они остались вдвоём на освещённой изящными фонарями площадке на самом верху горы Мозоль. Выше неё — только оседлавшее вершину Гнездовище Вечны.

— Да, очень, — признала Завирушка.

— В таком ракурсе Корпора напоминает мне Всеношну, — засмеялся Вар. — На неё я тоже привык смотреть сверху.

— Они совсем не похожи, что вы!

— Да, здесь совсем другой дух. Рад, что ты это чувствуешь. Ты неглупая девочка, но как тебя угораздило связаться с этим неудачником?

— Вы о ком? — растерялась девушка.

— О Полчеке, разумеется. Мы давние друзья, я нему привык, но он же человек-катастрофа, признай. За что бы он ни взялся, всё разваливается, ни на что не годится и непременно прогорает. Иногда, как ты знаешь, в буквальном смысле.

— Он пишет прекрасные пьесы!

— Не спорю, он талантлив. И не будь он при этом так упрям, мог бы получить достойное место среди других творцов континента. Но увы, как это часто бывает, талант в нём сочетается с бытовой беспомощностью, странными взглядами, бесконечным упрямством, неумением идти на компромиссы… Ах да, ещё, разумеется, с пьянством. Типичный маргинал от искусства, решивший, что талант оправдывает всё. Но это не так.

— Мне не нравится, что мы вот так обсуждаем Мастера Полчека, — помотала головой Завирушка. — Это как-то некрасиво.

— Мы обсуждаем не его, а тебя.

— Меня?

— Твою судьбу, которая по нелепому стечению обстоятельств оказалась в руках у этого неудачника. Я решил поговорить с тобой, потому что не могу молча смотреть на то, что происходит. Он не плохой человек, его мотивы, в целом, благородны. Но они накладываются на полнейшее непонимание того, как устроен мир, неумение планировать и глубочайший эгоцентризм. Уверен, он даже не обсуждал с тобой, что будет после.

— После чего?

— Воссияния Вечны. До которого, между прочим, три дня. Я ведь знаю Полчека, у него даже плана никакого нет. Просто прийти на церемонию, просто взорвать свою бомбу — я тебя имею в виду, — и никакого плана дальше. Он же террорист, а не реформатор. Его даже собственная судьба не волнует, а уж судьба бомбы тем более. Бабах — и всё вдребезги. Красота! А дальше-то что?

— Я не знаю.

— Это меня как раз не удивляет, ты очень юна и тебе ещё предстоит многое узнать о мире. Если, конечно, у тебя будет такая возможность после того, как Полчек взорвёт тобой Альвирах. Проблема в том, что этого не знает и Полчек. Для него всё кончается взрывом. Он даже пьесу эту пишет в расчёте на посмертную славу: уж произведением того, кто так самовыразился, точно все заинтересуются! Спорим, у него там в финале все умирают?

— Мастер Полчек не читал мне финал…

— Мне тоже, но я прочёл слишком много его произведений. Все умрут, уж будь уверена. Ты хочешь умереть?

— Не особенно, — призналась Завирушка. — Даже, пожалуй, совсем не хочу. Не сейчас.

— А он хочет.

— Никто не хочет, так не бывает!

— Тебе не понять тяги к саморазрушению, присущей многим творческим людям, — вздохнул Вар. — Он и душу-то Лодочнику продал без колебаний. Чтобы полное небытие.

— Может, госпожа Спичка выторгует её обратно, — неуверенно сказала девушка, — она говорила, что подала протест в профсоюз перевозчиков.

— Может, и так, — не стал спорить Вар, — но разговор не о том. Допустим, всё удалось. Морок снят, заклинания, изолирующие нефилима, развеяны… Кстати, ты знаешь, что их ставила твоя бабушка?

— Нет, откуда? Вы серьёзно?

— Да, вот такая ирония. Мать Летаны была одним из сильнейших магов Дома. Поэтому все так удивились, когда её дочь оказалась лишённой способностей к магии. Ну, так все тогда думали.

— Моя бабушка жива?

— Нет, из тех, кто участвовал тогда в установлении изоляции, никто долго не прожил. Несчастные случаи, скоротечные болезни, беспричинные смерти.

— Их убили?

— Кто знает? Может, и так. Опасно лезть в дела сильных мира сего. А может быть, дело в том, что наш нефилим — большая и непредсказуемая птица, и не стоило подходить слишком близко к её клюву. Кстати, тебе как раз стоит об этом задуматься.

— Так моя мама тоже росла сиротой?

— Полнейшей. Твоя бабушка была ей беременна, когда всё это происходило, и умерла буквально через месяц после родов. Все удивились, ведь она отличалась крепким здоровьем, была молода, семья имела достаточно средств на лучших лекарей. Но увы, таково стечение обстоятельств. Или чья-то злая воля.

— Как это печально… И мама моя умерла в чужих краях, и я даже не знаю имени, которым меня назвали родители…

— Зато ты знаешь свой род, — сказал Вар твёрдо. — Ты, как и я, д’Кхузи.

— Мы что, родственники? — удивилась Завирушка.

— Не близкие. В Домах Демиургов это обычное дело. Даже Полчек тебе дальняя родня.

— Вы серьёзно?

— Да, его Дом Кай был вассальным, но относится к тому же роду. Боковая ветвь. Если обратиться в архивы Дома, то там есть специалисты, которые точно высчитают степень родства. Сколькоюродная ты ему племянница.

— Как это странно…

— Более того, если бы всё