Читать книгу "Имперский сыщик. Аховмедская святыня - Дмитрий Билик"

сапоги, чуть потертые, явно переделанные из старой кожи, намного шире обычных, но настоящие сапоги. Его, Миха. Красота, да и только. Голенище высокое, подобное от чего только можно и нельзя защитит — и от порохового ожога, и от удара несильного, опять же, ноги всегда в сухости. Примерил прям так, по-босому. Чуток жмут, но ничего. Бог не выдаст — свинья не съест, разносим. Теперь лишь бы господин быстрее поправился.

Господь будто услышал невысказанную просьбу полукровки. К утру третьего дня Меркулов встал на ноги и с невероятной твердостью в голосе заявил, что полностью поправился.

Мих провел проверку, сбегав все в тот же трактир. И, глядя, как Витольд Львович с невероятным аппетитом уплетает горку горячих румяных блинов, заедая пирогом с осетриной, пододвинул тому кувшин с квасом и заключил: здоров.

После завтрака, который Меркулов назвал «плотным», он взялся за газету (это было самое странное, но неукоснительное правило господина: даже в период его слабосилия необходимо было покупать «Моршанские ведомости»).

— Мальчишка сказал, только напечатали.

— Вижу, — пробежал глазами Меркулов по первым строчкам, и по губам его заскользила мимолетная улыбка.

— Нечто об чем интересном прочитали, господин? — спросил Мих.

— Вот ведь, двух дней не прошло, а Александр Александрович уже все исполнил. Слушай… «Все ценности были обнаружены на складах, принадлежащих некоему фабриканту Н. Последний объявлен в розыск. В ближайшее время все похищенное будет перемещено в главное хранилище при Моршанском полицмейстерстве и потом уже возвращено в Первый императорский музей».

— Его превосходительство — большого ума человек, — согласился Мих, — и Его высокородие Константин Никифорович.

— А мне, признаться, полицмейстер не нравится. Настораживает он меня.

— Чем же, господин?

— Не могу объяснить, вроде предчувствия.

— Надумываете, Витольд Львович. Я с ним общался мало-мальски, а уж Михайло Бурдюков в людях разбирается.

Меркулов неуверенно пожал плечами, но было видно, остался он явно при своем мнении.

— Ты вот что, Михайло, сбегай к старьевщику, возьми себе одежды самой плохенькой.

— Это еще зачем, господин? Хороший мундир.

— Вот именно, что и мундир. Сбегай, говорю. Хорошо, возьми обычную одежду, не слишком плохую, но и не дорогую.

— Так у старьевщиков разве есть дорогая? — нахмурился Мих. Но приказание исполнил.

Через четверть часа он стоял перед Витольдом Львовичем в портках и залатанной льняной рубахе, с тоской глядя на сапоги — для них он даже портянки заготовил.

— Замечательно, я бы сказал, изумительно. Эх, жалко, клыков у тебя нет, ну ладно.

— Вы хоть скажите, чего делать.

— Дорогой объясню. Теперь вот что: давай в трактир, возьми водку какую-нибудь.

— Какую, господин?

— Я не разбираюсь, да и какая разница.

— Не скажите, их видов вона сколько. Есть ангеликовая, анисовая, бадьяновая, вересовая, зорьная, карлуковая, что чистоты особенной, кориандровая, лимонная, померанцевая…

— Да понял-понял, возьми любую, что покрепче и подешевле.

— Значит, хинную, — кивнул Мих. — Дале что?

— Жди меня на улице у трактира.

Сказано — сделано. Сходил орчук туда же, где давеча завтрак для господина брал, взял бутылку хинной — даже передернулся, представив запах оной, — и вышел наружу.

Ждал долго, пока не подкатил закрытый экипаж купейного типа.

— Михайло, давай внутрь.

Орчук открыл дверцу и оторопел. Поклясться мог, что голос господина слышал, однако внутри никого не было. Посмотрел на кучера, тот ответил не менее недоуменным взглядом, не понимая, чего полукровка на него пялится.

— Извини, — Витольд Львович вдруг обнаружился сидящим внутри, причем на его лице сияла редкая для вечно озабоченного титулярного советника улыбка. — Не смог удержаться. Я вот новую способность практикую.

— Это замечательно, — хмуро ответил Мих, влезая внутрь и с трудом закрывая за собой дверцу. Вышло в купе тесновато. — И давно вы это… полностью исчезать стали?

— Да только что. Шел мимо стеклянной витрины и подумал: почему бы нет.

Витольд Львович качнулся от резкого толчка, и экипаж сорвался с места.

— А зачем купе взяли? Бричка дешевле.

— Во-первых, никто не должен видеть, что ты въезжаешь в Захожую слободу. По моей легенде, ты вообще в колясках и каретах не ездишь. А если пешком пойдешь, не ровен час, на орков полнокровных нарвешься. Я слышал, они орчуков православных не очень жалуют. Во-вторых, чтобы меня не видели. Это тоже немаловажно. В-третьих…

— Что за легенда-то?

— Итак, слушай основное, Михайло.

Говорил Витольд Львович много, но все по делу. Как обычно, выходило все у него ладно, Мих бы до подобного сроду не додумался, а Меркулов, светлая голова, — вона что, запросто. И ведь самое интересное, опыта у него в полицмейстерском деле никакого, но все же размышляет здраво, точно по полкам в лавке все раскладывает.

— Самое важное, — заметил он, когда они вкатили уже в Захожую слободу, — не называй эльфийца эльфийцем.

— Да как же этих ушастых пройдох называть еще?

— Эльфариец. Эль-фа-ри-ец, — медленно повторил Меркулов. — И еще вот что, откупорь бутылку.

Витольд Львович чуть побрызгал горькую на рубаху, потом протянул орчуку. Не любил Мих хинную, но пришлось сделать несколько глотков. Занюхал успевшей пропотеть рубахой и шумно выдохнул.

— А то пойдешь к эльфийцу с целой бутылкой. Лучше сразу сказать, что из полицейского ведомства. Ну, давай, я здесь встану, а ты чуть что — возвращайся.

Витольд Львович постучал, и кучер остановил экипаж. Мих тяжко выбрался, закрыл за собой дверь. Это они удачно сюда свернули. И не проспект вовсе, скорее закоулок, далекий от важных домов. Да и в Захожую въехали ныне с другой стороны, от орков противоположной, дабы не допустил Господь чего.

Вышел Мих на одну из улиц — тут он плохо ориентировался, вроде Лаврушенская, — и начал оглядываться. Эльфийцев, точнее, эльфарийцев здесь было в избытке, но надобно было найти подходящего. Этому Витольд Львович тоже научил. Позыркал орчук по сторонам и заметил одного, безобразно толстого, со спутанными волосами, в грязной одежде. Хоть и трезв, но по общим признакам — болезненное состояние. К нему и направился.

— Эльфариец, не знаешь, в какую сторону дом аховмедской делегации, что с человечишками приехали мир заключать?

Сам бы так Мих никогда не сказал. О людском роде орчук никогда пренебрежительно не отзывался. Как бы плохи ни были, так он часть их. И пусть говорят об орочьей крови, так ведь и бурдюковская жила в нем есть. Но это бог с ним. А