Читать книгу "Отцы наши - Ребекка Уэйт"

не нравилось. Мама, казалось, размышляла о чем-то своем, наверное, поэтому она и забыла про соус. Томми заволновался. Было масло для печеного картофеля, но курицу полить было совсем нечем. Весь ужин Томми ждал, что отец заметит это и что-нибудь скажет. Он чувствовал, как у него покалывает в руках и в груди. Он посмотрел на Никки, который ел свою порцию так сосредоточенно, как будто решал задачки (Никки очень хорошо давалась математика). Томми подумал, что Никки тоже обеспокоен.

Он быстро заглотил курицу, чтобы показать всем, какая она вкусная, а вовсе не сухая. «Помедленнее, сынок, — сказала мама, — а то тебе плохо станет», — и на какой-то миг Томми разозлился на нее за то, что она не понимает, как он старается ей помочь.

Потом Никки стал рассказывать про ладьи викингов, что Томми раздражало еще больше, ведь это он был специалистом по викингам, а не Никки. Но затем он понял замысел брата — развлечь всех, отвлечь всех, не дать отцу разозлиться.

И действительно, отец почти никогда не злился на Никки, кроме тех случаев, когда ему никак не удавалось пригладить волосы перед походом в церковь. Отец любил Никки больше всех, Томми это знал, и Никки тоже, и их мама это знала, хотя все они делали вид, что не знают. Отец говорил, что Никки станет бухгалтером, как и он сам, потому что он отлично умеет обращаться с числами. Томми подумал, что Никки следовало бы говорить про математику, а не про викингов, но он решил, что они пришли Никки в голову, потому что в школе они делали макеты драккаров.

Пока Никки рассказывал, как викинги строили свои корабли, — Томми заметил, как умно он выбрал именно то, что могло больше всего заинтересовать отца, — Томми смотрел на маму. Он думал, что она должна обратить внимание на то, что викинги — это его тема, хотя бы повернуться к нему в какой-то момент, но она смотрела и смотрела на Никки, затем быстро глянула на отца и снова переключила внимание на Никки, улыбнулась ему своей особенной улыбкой, которую так любил Томми, и сказала: «Неужели? Очень интересно».

— Так что они сначала делали обшивку, — излагал Никки, — а потом вставляли внутрь каркас. Это называется… — И тут он запнулся. — Я забыл, как это называется. Способ, которым они делали обшивку. Мы это сегодня проходили.

Томми хотел было выпалить «Это называется внакрой», но тут отец произнес:

— Вгладь.

— Нет, — ляпнул Томми, не подумав. — Это называется внакрой.

Все повернулись к нему. Томми уловил, как вокруг него повисла тишина.

— Вгладь — это другой способ, — настаивал он. — Не у викингов.

— Ну, я не слышала ни о том, ни о другом, — попыталась спасти ситуацию мама, — так что вы все намного умнее меня.

Томми ждал, что отец заговорит. Он не решался поднять глаза и знал, что Никки тоже уставился в тарелку и думает, какой Томми дурак и как он всегда все портит.

— Думаешь, ты знаешь все лучше всех? — спросил отец. В голосе его было не раздражение, а любопытство.

Томми помотал головой. В ушах у него зашумело.

— Он так не думает, папа, — сказал Никки, и Томми был поражен его храбростью и его преданностью.

Отец сделал Никки знак рукой, чтобы тот замолчал, но Никки все равно продолжал:

— Просто он очень, очень любит викингов. Это его любимая тема. Папа, ты нас когда-нибудь свозишь в музей? Миссис Браун говорила, что в Глазго в музее есть всякие вещи викингов.

Умно. Томми не мог смотреть на отца, поэтому уставился на Никки. Тот имел вид совершенно невинный.

Последовала долгая пауза, после которой отец произнес:

— Да, это можно устроить. — И через секунду добавил: — Томми. Никто не любит всезнаек.

Томми быстро кивнул, глядя в тарелку. Отец взял вилку и отправил в рот кусок курицы.

— Она сухая, Катрина. — Он говорил спокойно. Несколько минут они ели молча, потом он отставил тарелку, встал, сообщил, что надо идти работать, и вышел из кухни.

Томми наконец медленно выдохнул, поняв, что мама и Никки сделали то же самое.

— На десерт крамбл, — сказала мама. — Заканчивайте, мальчики.

Она взъерошила Томми волосы, и он, почувствовав это и подумав о крамбле и о том, как Никки спас его, испытал прилив такой чистой и острой радости, как будто взлетел высоко вверх на качелях.

Когда они поднялись наверх, Никки заговорил: «Это называется внакрой, Томми. Я знаю, что ты был прав».

Томми кивнул. Он без объяснений понял, что хотел этим сказать Никки: сегодня все обошлось. В следующий раз будь осторожнее. Никки спустился вниз, а Томми остался в комнате и стал читать книгу про викингов.

Но, конечно, ничего не обошлось. А следующего раза не было. Позже психологи один за другим говорили Томми, что дети часто винят себя в трагедии, что они постоянно размышляют о том, что могли бы изменить, будто можно вернуться в прошлое и предотвратить то, что случилось. Магическое мышление. Томми кивал и делал вид, что успокоился. Но в мозгу у него продолжало вертеться: внакрой, внакрой, внакрой. Если бы он не стал поправлять отца. Если бы он был таким сообразительным, как Никки.

«Тут нет твоей вины», — говорили психологи.

Внакрой, внакрой, внакрой.

Но они не знали, что случилось потом. Томми им не рассказывал. Он знал это уже в восемь лет, знал и в десять, и в пятнадцать, и в двадцать. Дело было не в викингах. Это была просто ширма, за которую он прятался. Викингов можно было вынести — почти, а вот остальное — нет. Это было так ужасно, что обычно он даже не мог об этом думать. Но и не думать тоже не мог. Мысль об этом все время возникала на краю сознания, а потом его снова захлестывала ужасная тьма.

«Прости меня», — мысленно хотел обратиться он к Никки. Часто он просыпался с этими словами. Кэролайн однажды сказала, что он произнес их во сне.

Если бы он мог вернуться. Если бы он мог вернуться, и знал бы, что случится, и сделал бы все иначе. Сделал бы только одну вещь иначе. Малейшее усилие, малейшая доля секунды, другое решение и другой результат.

Внакрой, внакрой, внакрой.

Если бы, если бы, если бы.

10

Томми жил у Малькольма уже почти неделю, и дни их стали подчиняться определенному ритму. Малькольм вставал рано. Томми обычно вставал поздно. В некоторые дни Малькольм уходил помогать Роберту, но чаще всего после обеда возвращался.