Читать книгу "Жупочка стреляет на поражение - Натали Лавру"

известный в этом городе панфурье... Ик! Простите, фунфурье.

– Да? И что же вы фунфурите? – спрашиваю, хотя его свекольного цвета нос и так говорит сам за себя.

Батюшки! Балдею от неологизмов! Фунфурье! Какая стилистическая окраска слова! Браво уличным творцам!

– Алкохоль ужо не тот, что раньше! В моей молодости в винах был целый букет вкусов, а теперь... куда ни глянь, сплошная бормотуха.

– И не говорите, – поддакнула я, а про себя подумала: «Вкусовые рецепторы атрофировались от запоя длиною в жизнь, вот и невкусно».

Вдруг я обнаружила, что у нашей беседы появились слушатели: два коллеги нашего фунфурье, только менее потрёпанного вида.

Один икнул. Другой выложил изо рта дымящуюся цыгарку и произнёс: «Хек». Причём тут рыба хек, я не поняла, ну да разбираться было некогда.

Обед-то на исходе!

– Все просьбы и предложения к Гуну! – озвучила я во избежание нападения на меня и припустила как могла. Всё-таки Гун – криминальный авторитет, и его партнёров никто не смеет прессовать, иначе всем несдобровать. Как говорится, не кусай титю, которая тебя кормит.

По пути размышления одолевали меня. Интересно складывается жизнь: то с бомжами веду праздные беседы, то устраиваю непонятные действа с принцем... На чью сторону меня в конце концов перетянет?

Я выбираю принца. От него хотя бы пахнет здоровым чистоплотным мужчиной, а не бормотухой, прошедшей через пищевой тракт и осевшей на одежде.

Помимо принца, я выбрала себе пальто яркого шафранового цвета. Оно прям бросилось мне в глаза, когда я пробегала мимо торговых лавок. На солнце пальто сверкало золотой монетой, столько и стоило.

Дорого, конечно, но себя надо любить и радовать, поэтому наспех примеренное пальто стало моим. Мой поРАДок самой себе.

***

С обеда, который я успешно съела по пути с Обменного переулка в академию, меня встречал Ден. Стоял у парадного входа и нервно притопывал ногой.

– Жу! Ты где была? В библиотеку. Срочно, – и зашагал широкими шагами туда, где мы по утрам занимаемся обнажением и переодеванием меня.

Я, и без того утомлённая променадом, вусмерть запыхалась, пока доковыляла до библиотеки.

– Что за спешка?

– Я срочно уезжаю в столицу, – мрачно ответил он и как-то обречённо посмотрел на меня.

– Оу... Надолго?

– Не знаю. Я вернусь. Обещаю, – выглядел Ден неподдельно расстроенным, но не дал мне напоследок налюбоваться своей блистательной красотой и развернул меня к себе спиной.

– Воздержись от обещаний. Ты мне ничем не обязан. Я даже не знаю твоего настоящего имени.

Права была маман. Ох, как права. Хорошо, что я притормозила сближение с Деном, иначе плакать бы мне сейчас осенним ливнем.

– Я еду не по своей воле, Жу. И забрал бы тебя с собой, но это может быть опасно.

– Береги себя, – я само спокойствие. – Я всё понимаю, можешь не объяснять.

– Моё настоящее имя Гедеон Дюпрэ, – пристальный взгляд мне в глаза. – Прошу, пусть это останется между нами.

– Ладно, – кивнула ему.

– Корректор осанки я тебе оставляю. Со временем нужно будет подтянуть ремни, и желательно, чтобы кто-нибудь помогал тебе его надеть.

– Спасибо, Ден.

– Мне пора. Я вернусь сразу, как только смогу, – снова пообещал он и вылетел прочь.

***

До самого дома я терпела, чтобы всласть прореветься.

Увы, меня ждал облом.

– Жупочка! – на крыльце моего дома тонкой тростиной торчал Аристарх. – Чего так долго? Я весь замёрз ждать тебя! Не лето же!

– Ты адресом ошибся, – буркнула я, намереваясь оставить незваного гостя голодным и не обогретым.

– У меня потрясающая новость! – не заметил он моего упаднического настроя. – Завтра я участвую в поэтических чтениях! Ты тоже должна прийти и поддержать меня!

– С какой стати?

– А с такой, что старый друг дороже новых двух! Смоется твой смазливый блондинчик, а я-то останусь, – он поднял указательный палец вверх.

Бывает, ткнёшь перстом в небо и попадёшь по цели. Сегодня болтовня Аристарха вышла пророческой, поэтому я возьми и пусти козла на свою кухню.

– Для меня жизненно важен этот вечер! Я тут узнал, что Ладимир Зарницын закрутил роман с актрисой камерного театра, а значит, у меня будет шанс наладить контакт с Данутой. Я прочту свои лучшие стихи!

– Ты же знаешь, что я скептически отношусь к твоим попыткам покорить сердце золотой девочки, – напомнила ему.

– Сердцу не прикажешь.

– Аристарх, разуй глаза! Она никогда не влюбится в пай-мальчика! В её вкусе бессердечные, как и она, богатенькие козлы. Ты тут пролетаешь по всем пунктам.

– А вот и не по всем! – дерзко сверкнул глазами друг. – И вообще, я не понял, а где пироги?

– Ишь, оголтелый! Пироги ему подавай!

– «Оголтелый» – это просторечное слово.

– Ну, так и мы с тобой не аристократы. Может, мне просто слово нравится? Звучит красиво: оголтелый – это тот, у кого оголённое тело.

– Эй! Жупочка, ты же графиня!

– Графиня – вода из графина, – передразнила его. – Титул в моём случае – это пустой звук. Так только, слабенькая привилегия, пригодившаяся мне единожды при приёме на работу.

– Кстати, «графиня» и «графин», несмотря на созвучие, произошли от разных терминов. Хотя есть теория, что корень «граф» одновременно обозначает сосуд для жидкости, который всегда был при короле, как и его спутник, которого и прозвали графом. Так что слова связаны, – завёл лингвистическую речь Аристарх.

– Не вижу связи... – пожала я плечами.

– Потому что культуролог – это не лингвист. Ты не постигала глубины языка, а я учёный.

– Ты-то? Ты работаешь лаборантом! – правду говоря, Аристарх у себя на работе – общепризнанный чудик благодаря своим нестандартным размышлениям.

– Это не умаляет моих познаний. Ты, между прочим, тоже экскурсии по дворцу не водишь.

– Меня устраивает и библиотека. Так что там с глубиной твоего языка? – перевела я тему, исключительно чтобы мой друг озвучил какую-нибудь потешную дичь.

И он не замедлил оправдать мои ожидания:

– Ты знала, что слова «церковь» и «морковь» – родственные? Они объединены одним сакральным значением, – просвещал меня Аристарх.

– Да? И каким же?

– На тактильном уровне. Вот погляди на форму колокольни, – окно кухни как раз смотрит туда, откуда хорошо проглядывался освещённый вечерними огнями храм.

– Ну? – признаться, мне крайне лень было поворачивать