Читать книгу "Всемирная история. Византийская империя - Сергей Борисович Сорочан"

запрещено. Это надо отметить особо, поскольку византинисты, начинающие в своих исторических реконструкциях произвольно переносить такой храм на разные церкви епископального центра, допускают ошибку. Помогать в управлении епархией епархиоту помогали оффициалы, как правило, из числа клириков: эконом, отвечавший за хозяйство, скевофилакс («сосудохранитель»), заведовавший церковной утварью, сакелларий, распоряжавшийся сакеллием, церковной казной, хартофилакс – хранитель архива, экдик (адвокат) – церковный юрист-секретарь, который занимался защитой интересов епархии в гражданском суде. В свою очередь епископия делилась на еще более мелкие церковные приходы – по-гречески параикии, или паройкии (в поздневизантийский период – энории), имевшие во главе таких коллективов верующих священников, рукополагавшихся епископом-епархиотом. Впрочем, система парафий – приходов в Ромейском царстве была неразвита: в отличие от латинского Запада, византийские священники были обычно привязаны к епископству, а не к определенной церкви или месту.

С городскими епископами были связаны и сельские, деревенские епископы – хорепископы. Они рассматривались как относительно самостоятельные епископы, хотя не имели права поставлять диаконов и пресвитеров без разрешения городского епископа. К IX в. их институт окончательно исчез в Византии, ненадолго задержавшись на латинском Западе.

Число самих епископов колебалось в Империи в разные периоды. Так, на одном из самых представительных, Четвертом Вселенском соборе в Халкидоне в 451 г. присутствовало, судя по подписям, полтысячи епископов, на Трулльском соборе 692 г. – 165, на иконоборческом Соборе в Иерии в 754 г. – 318, на Соборе в Никее, восстановившем икнопочитание в 787 г., их было около 365, на столичном Соборе 869–870 гг. – около 100, но на Соборе 879–880 гг. уже 383. Иными словами, количество активных епсикопов-епархиотов в VIII–IX вв. колебалось в пределах трехсот-четырехсот.

За архиепископами и епископами следовали пресвитеры и протопресвитеры-священники, за ними служители – диаконы, которые прислуживали епископу во время Божественной литургии, Святого Крещения и других Таинств, чинопоследований и обрядов. Архидиаконы, они же протодиаконы, то есть старшие диаконы, выбирались из наиболее авторитетных помощников епископа и в IV–V вв. даже могли отправлять суд от его имени. Пресвитер и диакон избирались всей церковной общиной, рукополагались епископом после Литургии, причем претендентам должно было быть соответственно не меньше 30 и 25 лет. Безбрачия от них, в отличие от епископов, не требовалось: это правило соблюдалось лишь на Западе, в Римской Церкви.

Низшие, вспомогательные разряды церковных служащих составляли незамужние диакониссы, до VII в. являвшиеся посредниками между епископом и женщинами, помогавшие при Святом Крещении женщин (затем их институт был упразднен); иподиаконы – поддиаконы, сходные по своим функциям с диаконами, которым они ассистировали. Сюда же, к низшему рангу клириков, относились очень важные для проведения литургического богослужения анагносты – подчиненные диаконам чтецы, члены низшего клира, читавшие с амвона Псалтирь, Библию во время Божественной литургии. Вступление в этот разряд церковнослужителей сопровождалось хирофесией (хиротесией) – руковозложением епископа, читавшего при этом особые молитвы, причем не в алтаре, а в храме. Другими не менее ответственными малыми служилыми церковными чинами являлись псалты – псаломщики, канторы – певчие, лидеры и эксперты в литургическом пении, которые, как и анагносты, в ранней Византии располагались тоже на амвоне.

Все эти должности требовали опыта, приобретаемого обучением и практикой: достаточной грамотности, развитых вокальных навыков, чувства литургии, настолько сильного, чтобы можно было знать, что обязательно, а что можно предоставить свободному выбору, как приспособить обряд к непредвиденным обстоятельствам. От их носителей требовались также представительная внешность и эффектные манеры, благодаря которым возможно было бы словом и жестом привлекать и удерживать внимание паствы, особенно в большие праздники, когда, по выражению, Иоанна Хрисостома, «целый город» заполнял церковь. Как и предстоятели, они должны были быть способны сносно импровизировать во время богослужения, возглашая молитвы, или, по меньшей мере, произносить заранее заученные молитвы четко и вразумительно.

Замыкали низший ряд клириков аколуфы (дословно «спутники») – помощники священников, которые доставляли церковные письма, распределяли милостыню, придверники-остиарии, исповедники, экзорцисты – особо харизматичные заклинатели злых духов в церквах и домах, ухаживавшие за больными церковные вдовицы (до конца VII в.), алтарники, возможно, свеченосцы, сопроводители погребального ложа во время похорон.

Для того чтобы быть причисленными к низшим церковнослужителям, видимо, достаточно было благословения епископа, суду которого они подлежали. К примеру, в VII в. при василевсе Ираклии в константинопольской св. Софии – Великой церкви, кроме 80 пресвитеров и 150 диаконов, было 40 диаконисс, 70 иподиаконов, 160 анагностов, 25 канторов и 100 придверников. Вертикаль церковной иерархии четко пронзала любой храм, все православное общество, где бы ни жили христиане, усиливая эффект христианского сообщества народов.

* * *

Все интеллектуальные споры византийцев были прежде всего спорами о том, как спастись от вечной гибели, уготованной тем, кто не с Христом, и что нужно делать, о чем думать, чтобы таким предателем не оказаться. Все догматические построения, весь культурный багаж образованного ромея были нацелены на то, чтобы оказаться вместе с Иисусом Христом, не отпасть от Него, а значит, не ошибиться в истинном, правильном пути к Нему.

Духовенство вело непримиримую идейную войну с еретиками. Кроме того, власти жестоко преследовали тайных и явных сторонников языческих культов и обычаев, которые встречались во многих областях страны вплоть до XIII в. Таких «идолопоклонников» крестили, тогда как тех, кто извращал догматы Церкви, впадал в аиресис – ересь, пытался выделиться из состава церковной общины, кроме предания церковному проклятию, государство с подачи Церкви наказывало массовыми изгнаниями, ссылками, а случалось, пытками и казнями. Доставалось даже тем, кто имел отношения с еретиками, служил у них, получал их благословение, приглашал в гости, сохранял просто дружеские отношения. Император Юстиниан Великий объяснял: «справедливо лишать земных благ тех, кто не поклоняется истинному Богу». Поэтому его законы отстраняли еретиков от всех общественных должностей – гражданских, военных, даже муниципальных. Никто не мог быть принят на государственную службу, если его православие не удостоверялось тремя свидетелями под присягой на Евангелиях. Закон отстранял еретиков от всяких свободных профессий, возбранял им заниматься адвокатурой, быть профессорами «из опасения, чтобы они своим преподаванием не вовлекли простые души в свои заблуждения». Закон не допускал никаких внешних выражений еретического культа и запрещал еретикам собираться вместе, иметь свою иерархию, совершать Святое Крещение, хиротонию – рукоположение во священство и даже руковозложение – хирофесию, предписывал закрывать еретические храмы, требовал их разрушения или преобразования в православные церкви. Даже обращение в православие не открывало бывшим еретикам доступа в магистратуры, «потому что, – подчеркивал Юстиниан, – для них довольно и того, что они живы».

Ни ошибки богословов, ни доктрины сект, ни уклонения в ересь некоторых византийских императоров ни разу не поколебали ортодоксию Церкви. Она рассматривала инакомыслие как признак безумия, вызванного происками демонов, выступала против него вдумчивыми решениями Вселенских соборов, подчас длившимися многие месяцы, письменно запрещала сектантские догмы и, привлекая светские власти как орудие расправы, сжигала еретические произведения, а иногда и их главных адептов.

Впрочем, византийская Церковь могла быть терпимой, а византийское духовенство могло вести