Читать книгу "Дело пропавшей балерины - Александр Красовицкий"

— А здесь разве не возбраняется курить? — с вызовом спросил Щербак.

— А вы из полиции? — выгнула бровь девушка. Художник открыл рот, чтобы что-то ответить, однако ее реплика прозвучала первой: — Я не тебя спрашиваю, Олежка, — и она рассмеялась звонким мелодичным смехом. — Для полицейского ты слишком претенциозно выглядишь.

Щербак умолк, замешкавшись с ответом. Тарас Адамович решил вмешаться в разговор.

— Я менее претенциозен, однако тоже не из полиции.

Девушка улыбнулась.

— Что же вы здесь делаете, господин-не-из-полиции?

— Разыскиваю художника и балерину.

— Вы их нашли, — снова рассмеялась девушка. — Художник — рядом с вами, а я, надеюсь, пригожусь на роль балерины?

Тарас Адамович достал из-под лестницы, ведущей на сцену, старый колченогий стул и поставил его у столика.

— Позволите?

— Конечно, — выдохнула балерина очередное облачко.

— Итак, вы выступаете в этом театре?

— Иногда.

— Вы знакомы с Верой Томашевич?

— Да… — медленно молвила она. — Но ведь Вера…

— Что?

Девушка колебалась. Она пожала худеньким плечиком, повернулась в профиль к следователю, картинно выдохнула папиросный дым. Затем произнесла, растягивая слова:

— Мне говорили, Вера уехала. Возможно, с любовником. Афиши Интимного перепечатали, режиссер был недоволен.

Щербак уселся на ступенях лестницы, оперся рукой на согнутую в колене ногу и с притворным безразличием посмотрел на девушку.

— Когда вы в последний раз видели Веру?

— О, точно не скажу. Возможно, на репетиции, несколько недель назад.

Тарас Адамович рассматривал коридор: едва освещенный, извилистый. Одинаковые двери гримерных, реквизит в углу. Это здесь Мира Томашевич пыталась найти сестру, после того, как поняла, что в гримерной ее нет?

Девушка внимательно посмотрела на него:

— А о каком художнике речь? Кого вы ищете?

Следователь достал записную книжку, пролистал несколько страниц в поисках нужной фамилии.

— Господина Корчинского.

— Яся? Ярослава Корчинского?

Тарас Адамович аккуратно закрыл записную книжку, спрятал ее в карман.

— Возможно, Ярослава. Вы с ним знакомы? Знаете, где его можно найти?

Девушка погасила папироску, прижав тлеющий огонек к донышку крохотной керамической пепельницы, которую она прихватила с собой.

— В одной из гримерных. Он теперь экспериментирует — режиссер разрешил рисовать танцовщицам грим. Дай Ясю волю, он бы нарисовал им весь костюм, не надо было бы и ткань тратить, — она снова звонко рассмеялась.

Тарас Адамович быстро поблагодарил и направился по извилистому коридору туда, где прятались двери дальних гримерных.

Щербак тоже встал со ступеньки, бросив на прощание их собеседнице:

— Не кури здесь больше.

— Ты же тоже куришь.

— Я через мундштук. Так, по крайней мере, эстетично.

Смех-колокольчик был ему ответом.

— Как ее зовут? — спросил Тарас Адамович, когда Щербак поравнялся с ним.

— Ольга. Фамилию не знаю.

Художника они нашли не сразу. Пришлось несколько раз стучаться в двери разных гримерных, извиняться. Однако вскоре удача им улыбнулась.

Ярослав Корчинский оказался высоким блондином в перепачканной красками рубахе. С болезненно-зеленым цветом лица, как на мгновение показалось Тарасу Адамовичу. Однако потом он понял: приглушенный свет маленькой гримерной придавал такой оттенок всем без исключения лицам.

Корчинский краем глаза взглянул на гостей и вернулся к работе. Художник уже заканчивал трудиться над гримом, по крайней мере, так он сказал. Потому что Тарас Адамович, посмотрев на его работу — разрисованные лицо и плечи танцовщицы в ярких пятнах и полосах, — вряд ли смог бы определить, начало это работы или уже ее завершающий этап. Девушка напоминала хищную птицу, перо на голове красноречиво намекало на то, что догадка верна.

— Если это что-то из «Лебединого озера», то слишком… претенциозно, — бросил Щербак. Вероятно, его до сих пор смущало слово, которым наградила его несколько минут назад в коридоре балерина с папироской.

Тарас Адамович мысленно улыбнулся. Спустя мгновение Корчинский степенно ответил:

— «Лебединое озеро» не нуждается в дополнительном гриме.

— Странно, я думал, дай тебе волю, и ты нацепил бы лебедям клювы, — саркастически бросил Щербак.

— Преувеличиваешь. Я экспериментирую исключительно с новыми тенденциями в балете. Пластические этюды — вот где живопись на теле сочетается с движением и это прекрасно.

Тарас Адамович сел на пуфик у зеркала, Щербак прошагал к креслу, стоящему в углу.

— Снова скатимся к спору о красоте, — уныло молвил Щербак.

— Ты споришь не о красоте, — возразил Корчинский. — Красоту можно узреть и в классической постановке, и в современном искусстве танца. Я вижу ее и там, и там, ты же — только в классике.

Щербак с вызовом посмотрел на него.

— Сомневаюсь, что ты видишь красоту в «Лебедином озере».

Корчинский улыбнулся. Его красноречивые паузы почему-то не раздражали Тараса Адамовича. Он имел несколько вопросов к нему, но оставил их на потом, когда эти ценители красоты прекратят свой спор.

— «Лебединое озеро» — это не просто немецкая легенда о любви. Это еще и эстетика славянских хороводов в танце лебедей. Если копнуть глубже, — это древнейшая в мире история борьбы добра и зла, ее можно трактовать по-разному, — Корчинский задумался. — Я бы даже сказал — она требует того, чтобы ее трактовали по-разному.

— Для тебя трактовать и вульгаризировать — синонимы, — махнул рукой Щербак.

— Наоборот. Это поиски. Как думаешь, кто является главным образом балета?

— Это же очевидно.

— Тогда ответь.

— Одетта, королева Лебедей.

Корчинский провел белую полоску от виска к подбородку танцовщицы.

— Для меня это не очевидно. Почему не Одиллия?

Щербак колебался. Корчинский продолжил:

— Одетта — символ добра, Одиллия — темное начало, существующее в каждом из нас. Разве не интереснее было бы акцентировать внимание на ней, исследовать, что заставляет нас выбирать тьму? Почему Зигфрид поддается ее чарам?

Тарас Адамович внимательно вслушивался в разговор.

— Разве не интереснее было бы исследовать образ самого принца? Откуда это раздвоение — стремление к светлому и темному одновременно, он любит Одетту, при этом — жаждет Одиллии. Почему? Возможно, вот он — правильный путь: не наблюдать за белым и черным лебедями, а изучать образ принца?