Читать книгу "Криптонит Дубова - Алёна Воля"

А еще этот вой оперный, прости господи. Пытка для ушей длиной в четыре действия. Два с половиной часа ада на итальянском языке. Благо с антрактом. Пытаясь всячески отвлечься, чтобы не дать волю слезам, продолжавшим в каком-то нелинейном порядке свои попытки добраться к выходу, постаралась абстрагироваться от шабаша, творившегося на сцене. Не вышло. Это, наверное, странно звучит из уст человека, который сам участвует в антрепризах. И тем не менее. Опера — на любителя, скажу я вам.

Одним словом — вкусы с Удавом у нас были кардинально разного порядка. Если вычурного буржуя тянуло к старине и классике, то меня к авангарду и модернизму.

К нему в дом мы вернулись поздно. В начале одиннадцатого, по-моему. Сама сняла украшения и положила сверху на коробки. Сгребла ладонью свои кольца с цепочкой.

— Доброй ночи.

Он не ответил. Вообще в тот вечер мы практически не разговаривали. Это был один из самых тяжелых дней в моей жизни. Хуже — когда узнала о смерти мужа и последующий год.

Мне сложно объяснить всю горечь, которую тогда испытывала. Кем я чувствовала себя? Иудой. Предала память любимого. Леша не заслуживал такого. Умом, конечно же, понимала, что занимаюсь саморазрушением, продолжая любить мертвого, но остановиться не могла. Слишком хорошо мы с ним жили. Слаженно, весело, без ссор и выяснений. Единственный человек, с которым ничего не боялась.

После того, как его не стало, чтобы хоть как-то существовать дальше и не задаваться вопросом зачем без него дышу, придумала, что… что он не умер на самом деле. Может, его в плен взяли, и никто просто не знает об этом или же мне не говорят по неведомой причине. А похоронила кого-то другого. Гроб ведь закапывали не открывая… И что… что скоро… совсем скоро приедет домой. Надо лишь еще совсем немножечко подождать… месяц, или два. Уже скоро. Недолго осталось. Я ведь столько ждала! Так вот он вернется… откроет дверь и прокричит, как всегда:

— Масяня! Иди на ручки!

Он называл меня так, любя. Больше никто. Никогда. Господи, какое же страшное это слово. Есть в нем что-то очень уродливо-больное. Обречение. Острое лезвие. Хрип-отупение. Рвущийся крик.

Глава 12

Рано утром вышла из дома, надеясь, что смогу уехать, не встретившись с Дубовым. Как же. Три раза.

Столкнулась с ним, идя к своей машине. Товарищ олигарх бегал трусцой по своим владениям в компании такого же холеного кобеля — немецкой овчарки.

— Дарк, ко мне. — Остановил собаку, которая ринулась было в мою сторону, чтобы обнюхать. — Нелли?

— Доброе утро, Кирилл Геннадиевич. — Достала из кармана куртки солнцезащитные очки. Надела их, пряча вспухшие веки — остатки моей ночной истерики. — И до свидания.

— Ты уезжаешь?

Чему он удивлялся? Язык так чесался сказать в ответ что-то гадкое — еле сдержалась. Уже брякнула одному всесильному грубость — и чем закончилось? Попала в руки другого. Не менее мерзкого.

— Да.

Задерживать меня не стал, и, слава богу. После сильной эмоциональной встряски, боялась нового приступа мигрени, но обошлось. Зато опустошение было катастрофическим. На второй этаж поднималась так, как будто железобетонную плиту несла на плечах.

Вечером того дня у нас состоялась премьера. Как я уже упоминала, антреприза, в которой участвовала много лет, не занималась классическими постановками. Думаю, это понятно даже из названия. Ну, какой мог быть «Вишневый сад» в оригинальной выкладке в «Арт-буме»? Наш театр — современный, нетрадиционный, экспериментальный. И пьесы переписывались соответственно видения худрука. А зачастую не без посильного участия желающих.

«Вишневая коллизия Раневских» — встречал билборд у входа в Национальную академию изобразительного искусства и архитектуры. Мы арендовали там актовый зал, где и давали свои спектакли.

Олег Светлицкий, наш режиссер, работал там помощником декана. Привлекал студентов, находил финансирование, заведовал реквизитом и вообще был чудесным и очень деятельным мужчиной. Невысокий — метр семьдесят пять, широкоплечий — отчего казался квадратным; всегда гладко выбрит, стрижка а-ля Ален Делон в юности, и такие же чарующие глаза, в которых утонул не один десяток женских сердец.

— Арапова! Свет очей моих! — увидев меня, тут же подошел и приобнял за плечи. — Как ты? — спросил тише.

— Нормально. Готова в бой. — Улыбнулась в ответ.

— Отлично. Давай, дуй в гримерку. Покажешься мне потом.

На прогоне меня заменяла Лариса, мой двойник по сцене и вечный спаситель. Вообще Лора была у нас художником-декоратором, а так же курировала рекламу, продвигая в массы творчество нашего коллектива. Но при этом выручала всех кого могла, если наступала такая нужда.

Роль Вари перекроили и сделали из нее меркантильную барышню, следящую за домом разорившейся мачехи-миллионерши и крутящую шуры-муры с соседом Лопахиным. Так как имя Ермолай нынче не в моде, решено было переименовать одного из главных героев в Евгения. Его играл Юрка Завалов, такой же старожил «Арт-бума» как и я. Хочу так же отметить, что между нами была симпатия все годы, но не больше того. И мы, что называется, зажигали, балансируя на тонкой грани. Пару сцен, где надо было изображать страсть, сыграли очень… с воодушевлением.

К чему такое предисловие? Дубов, блин. Он был в зале. Предупреждая вопрос, скажу, что никакого пронизывающего взгляда на себе не почувствовала. И его не увидела, так как на зрителей в процессе смотрю по минимуму.

Кирюшенька заявился после окончания в импровизированную гримерку. Постучал, молча вручил букет белых гвоздик (откуда узнал?!), прижал к себе, коснувшись виска губами:

— С премьерой. Я жду в машине.

И ушел!!! Оставив хватать ртом воздух, а так же заставляя аккумулировать все силы для того, чтобы развернуться и увидеть наших ребят задействованных непроизвольно в импровизированной и всем известной мизансцене по картине Репина «Приплыли».

— Цыц! Не спрашивайте. — Покачала головой, после чего ушла за ширму, чтобы переодеться.

Вдруг вспомнился его запрет, о котором успешно забыла. Все дело в том, что у нас существовала традиция, не претендующая на гениальность, и все же постоянная как луна на небе. Открытие сезона отмечали в кафе неподалеку всей труппой.

«Никаких попоек и встреч в больших компаниях» — так он тогда сказал?

— Ты, как я понимаю, сегодня не с нами? — спросила любопытная Люда.

Поежившись из-за всеобщего внимания и ожидания, вздохнула.

— Нет. В этот раз нет. — Отчего-то чувствуя неловкость, засмущалась, краснея.

А выходя из здания и усаживаясь в машину Дубова — побледнела. У всех на виду. Блииин! Неужели нельзя было припарковаться чуть в стороне? Специально что ли?! Еще и вышел. Дверь открыл. Джентльмен.

За всю дорогу не сказали друг ругу ни слова. И я вдруг поняла, что стала привыкать к нашему не общению. И к его поведению тоже. Актером он был отличным. От природы, видимо. Прекрасно справлялся с ролью если не влюбленного, то заинтересованного мужчины. На людях. Но стоило остаться наедине — маски сбрасывались моментально. Холод и презрение. Отстранение и безразличие. Слова цедил по необходимости, с ленью.