Читать книгу "Зеркало грез - Надежда Черкасова"

Расскажи мне, милый, обо мне.

А слукавишь, все равно поверю.

Правда – хорошо, а счастие – вдвойне,

Я ему скорей открою двери.

Расскажи, что я твоя судьба

И дороже нет на белом свете,

Что ты счастлив, лишь меня любя,

И мечтаешь, чтоб родились дети.

Расскажи, что я твоя заря

На прекрасном небосводе ясном.

И что годы не проходят зря,

Вместе мы остались не напрасно.

Истина семейной жизни так проста:

Если очень хочешь стать счастливым,

Сердце напои любовью и уста,

Счастьем одари меня, любимый.

Не жалей любви заветные слова

И сокровище бесценное получишь.

Откровеньем снизойдет к тебе молва:

Правда – хорошо, а счастье все же лучше.

А ведь замужество для Сони стало самой настоящей ловушкой: ни любящего мужа, ни собственных детей. Неужели Федор не понимает, что их брак разваливается прямо на глазах? Теперь у Сони вместо своих деток появятся сразу трое чужих. Да-да, чужих! Ведь родственники они для нее лишь до тех пор, пока она остается женой Федора.

Соня прилегла на кровать. Сейчас ее дворец любви и счастья сияет ярким светом. Как было бы хорошо, если бы это длилось бесконечно долго. Придет ли когда-нибудь время, когда она начнет делать то, чего хочется ей самой, а не кому-то другому? И чего же Соне хочется?.. Неужели уже забыла?!

«Словно перед бурей», – думала она, закрыв глаза и слушая настороженную тишину ее замка любви и счастья, готовящегося к шумному захвату гостями – а может, уже хозяевами? Соню снова охватила обида на мужа. Эта безумная любовь к родственникам не идет ни в какое сравнение с его любовью к ней. Да и с интимной жизнью…

Она вдруг спохватилась и попыталась направить сознание по другому руслу. Слишком поздно. Ум цепко ухватился за нечаянно проскользнувшие мысли и принялся развивать их, навязывая яркие воспоминания прошлого и сдабривая их подробностями, которые по-хорошему следовало бы забыть навсегда, словно их никогда и не было. Услужливое и подобострастное сознание подсовывало ей одну картинку за другой, и Соне ничего не оставалось, как мысленно их комментировать.

Федор понравился ей солидностью и решительностью, весь вид его говорил, даже кричал о том, что с ним любая женщина будет жить как у Христа за пазухой. Красавец и любимец публики, покоритель толпы и женских сердец, искусный оратор и обольститель, а также большой умница, знающий обо всем на свете и умеющий рассказывать так увлекательно, как никто другой.

Ну как было Соне не влюбиться в него, не согласиться стать для него единственной и неповторимой? Даже тактичность в интиме говорила в его пользу. У других мужчин при виде Сони и ее прекрасных форм тут же начинали пылать глаза, в которых она видела лишь голую страсть. С Федором все было по-другому. Ей импонировала его напускная сдержанность, хотя не увидеть, что он чувствует то же, что и другие, было невозможно. Этот короткий, но заинтересованный пылкий взгляд не укрылся бы ни от одной женщины. Тактичностью и ненавязчивостью Федор словно подтверждал серьезность своих намерений.

Квартира в новом доме, где они собирались жить после свадьбы, требовала чистовой отделки, а потому временно молодожены поселились у хлебосольной Раисы, которая и слышать ничего не хотела ни о каком съемном жилье: «Да неужели я позволю единственному брату слоняться по чужим углам!» Федор спорить не осмелился, и они остались у нее в отведенной для них комнате.

Ничего путного о своей первой брачной ночи Соня вспомнить не могла. Все случилось как-то впопыхах, в темной – хоть глаз выколи – комнате, и оставило в памяти только недоумение. Похоже, по-другому и быть не могло, так как за стеной копошилась Раиса, укладывая спать раскапризничавшихся детей. Осознание того, что в любой момент кто-то ворвется к ним или просто заглянет в их «брачные чертоги», отвлекало Соню, не позволяло сосредоточиться на собственных ощущениях, поэтому единственное, что она тогда испытала, это страх быть пойманной на месте преступления.

Вторая брачная ночь и вовсе пропала даром, так как Раиса со своими разговорами ни о чем продержала Федора на кухне почти до утра. Сестра и здесь пыталась его контролировать… Или она ни при чем? Потому что кем-то написанный однажды бездарный сценарий их близости не только не изменился – даже когда на двери их комнаты появился запор, что ужасно обидело Раису, – но стал повторяться с неизменной точностью. Соня помнила лишь кромешную тьму, секс впопыхах и в одежде, застегнутой на все пуговицы и молнии, кроме гульфика на брюках, и полную растерянность в конце: «И это все?!»

Однако Федору удалось-таки реабилитироваться перед женой, когда они переехали в новую квартиру с уютной спальней и огромной роскошной кроватью. Наконец Соня увидела для себя просвет и ощутила, что она любит и любима, испытала наслаждение, которое полагалось ей по природе.

Они расхаживали голышом по квартире из трех обставленных изящной мебелью комнат и наслаждались свободой. Федор не мог отвести от Сони восхищенного и обожающего взгляда, осыпал ее комплиментами.

Это были самые запоминающиеся в ее семейной жизни сутки – один день праздника и одна ночь райского блаженства. Так много и так мало. И почти ничего, если учесть, что за ними последовали серые будни и тусклые ночи с тем же неудачным сценарием их интимной жизни: кромешная тьма, спешка как на пожар и неловкость, к которой скоро присоединилось разочарование.

И если бы только это! Соня попыталась что-то изменить и предложила Федору заниматься любовью при свете, надеясь, что муж вновь залюбуется ею и в нем проснутся чувства, которые он уже раз испытал и позволил испытать ей… Стало еще хуже. Соня воочию увидела его напряженное во время секса и раскрасневшееся от натуги лицо, залитое потом, искаженное до неузнаваемости и походившее больше на маску уродливого паяца. Шея с вздутыми венами, ничего не видящий взгляд, устремленный куда-то вглубь себя, трясущиеся, как у бульдога при беге, щеки смущали и пугали Соню.

Но больше всего она боялась капель пота, которые так и норовили упасть ей прямо на лицо, и Соня напряженно следила за ними, чтобы не упустить мгновение и исхитриться увернуться, поворачивая голову то вправо, то влево. Однако предугадать точность попадания капель оказалось невозможным, а потому к концу мучений все лицо ее было мокрым словно от слез.

Лишь Федор ничего не замечал. Он отваливался от нее, как комар, насосавшийся крови, и тут же погружался в сон, оглашая их семейное гнездышко раскатистым храпом. И только когда у нее в построенном доме появилась своя комната, Соня смогла спокойно засыпать по ночам, избавившись от воспоминаний о близости как от страшного наваждения.

Хотя насчет своего мнения о гримасах Федора во время секса она изрядно сомневалась. Откуда ей знать – фильмы не в счет, так как там все понарошку и на потребу зрителей, – как полагается выглядеть мужчине в такой неординарной ситуации. Сравнивать было не с чем, вернее, не с кем, поэтому Соня посчитала, что так и должно быть. Она больше не просила зажигать свет. Или просто закрывала глаза… На мужа и на свои проблемы в интимной сфере.