Читать книгу "Радость жизни. Философия стоицизма для XXI века - Уильям Ирвин"

Допустим, я выиграл теннисный матч. Победа не была под моим полным контролем: сколько бы я ни тренировался и как бы ни старался, я все равно мог проиграть. Но и совершенно вне моего контроля не была тоже: упорные тренировки и самоотдача, может, не гарантируют победы, но, безусловно, приближают ее. Таков пример ситуации, которую я могу контролировать, но не полностью.

Значит, утверждение «некоторые вещи вне нашей власти» следует понимать во втором смысле: над некоторыми вещами у нас нет полной власти. Если принять эту интерпретацию, дихотомию Эпиктета следует понимать так: над одними вещами мы имеем полный контроль, над другими нет. В таком виде дихотомия подлинная. Предположим, именно это имел в виду Эпиктет, утверждая, что «из существующих вещей одни находятся в нашей власти, другие нет».

Превращение дихотомии контроля в трихотомию

Обратимся ко второй части дихотомии – вещам, над которыми у нас нет полного контроля. Не иметь над чем-то полного контроля можно двумя способами: либо не иметь вообще, либо иметь неполный. Следовательно, категория вещей, над которыми мы не имеем полного контроля, разделяется на две подкатегории: полностью нам неподконтрольные (взойдет ли завтра солнце) и подконтрольные, но не полностью (победа в теннисном матче). Это, в свою очередь, превращает дихотомию контроля Эпиктета в трихотомию: из существующих вещей одни нам подконтрольны целиком, другие неподконтрольны вообще, третьи подконтрольны, но не целиком. Любая «вещь» на вашем жизненном пути попадает под одну и только одну из этих трех категорий.

Постулируя дихотомию контроля, Эпиктет вполне здраво утверждает, что глупо тратить время на то, чтобы беспокоиться о вещах, не зависящих от нас: в этом случае всякие хлопоты тщетны. Вместо этого следует заботиться о вещах, которые от нас зависят, поскольку мы способны претворить их в жизнь или предотвратить. Но с расширением дихотомии в трихотомию нуждается в пересмотре и совет относительно того, о чем беспокоиться разумно, а о чем нет.

Начнем с того, что имеет смысл тратить время и силы на вещи, которые мы контролируем целиком. В таком случае прилагаемые усилия принесут гарантированный результат. Заметьте, из-за степени контроля над этими вещами обычно требуется сравнительно мало времени и сил для их достижения. Было бы глупо не озаботиться ими.

Над чем мы имеем полную власть? Как говорит Эпиктет в процитированном выше отрывке, над своими мнениями, стремлениями, желаниями и отвращениями. Я готов согласиться, что мы имеем полный контроль над мнениями – до тех пор, пока правильно толкуем их [значение] (чуть ниже об этом подробнее). Однако я сомневаюсь, что стремления, желания и отвращения тоже входят в категорию вещей, подконтрольных нам целиком. Вместо этого я отнес бы их к вещам, над которыми мы имеем контроль, но не полный, а в некоторых случаях и к тем, что вне нашего контроля. Позвольте мне объяснить.

Допустим, я иду по казино и, минуя стол с рулеткой, замечаю стремление при следующем вращении поставить на 17. Я до некоторой степени контролирую, поступать ли в соответствии с этим стремлением, но никак не контролирую само его возникновение (если это действительно стремление, невозможно воспрепятствовать тому, чтобы испытать его). То же самое касается многих (но не всех) моих желаний. Например, сидя на диете, я могу внезапно захотеть мороженого. У меня есть некоторый контроль над тем, утолять ли это желание, но его спонтанное зарождение мне не подчиняется. Аналогичным образом я не могу не чувствовать отвращения к паукам. Усилием воли я заставил бы себя взять в руки тарантула, но ничего не смог бы поделать со своим отвращением к нему.

Эти примеры показывают, что Эпиктет ошибался, включая стремления, желания и отвращения в категорию вещей, находящихся под нашим полным контролем. На самом деле они относятся к вещам, которые мы контролируем не полностью или в некоторых случаях не контролируем вообще. Сказав это, я должен допустить возможность того, что в переводе утеряны важные оттенки смысла и под стремлениями, желаниями и отвращениями Эпиктет имел в виду нечто иное, нежели мы[152].

Над чем же в таком случае у нас есть полная власть? Полагаю, прежде всего над целями, которые мы ставим перед собой. От меня одного зависит, решу ли я стать следующим Папой Римским, миллионером или монахом в траппистском монастыре[153]. Однако, хотя я целиком контролирую, какие цели ставлю перед собой, у меня, очевидно, нет полной власти над тем, достигну ли я хоть одной из них: достижение целей обычно попадает в категорию вещей, контролируемых частично. Далее, на мой взгляд, от нас целиком зависят наши ценности. Нам выбирать, отдать ли предпочтение славе, богатству, удовольствию или спокойствию. Живем ли мы в соответствии со своими ценностями – другой вопрос, находящийся лишь отчасти в нашем ведении.

Эпиктет, как мы видели, уверен, что мы полностью контролируем свои мнения. Если под мнениями он подразумевает мысли относительно того, какие цели нам преследовать и ценности разделять, я соглашусь с ним: такие мнения «в нашей власти».

Очевидно, у нас есть все основания тратить время и силы на постановку целей для себя и определение своих ценностей. Времени и сил это потребует совсем немного. Награда же за выбор правильных целей и ценностей может быть колоссальной. Недаром Марк Аврелий считал, что секрет хорошей жизни в том, чтобы ценить по-настоящему ценные вещи и быть безразличным к не представляющим ценности. И добавлял, что нам под силу вести хорошую жизнь, раз в нашей власти присваивать вещам ценность. В более общем плане Марк Аврелий полагает, что, формируя мнения надлежащим образом – то есть присваивая вещам их правильную ценность, – мы можем избежать множества страданий, горя и тревог и таким образом достичь спокойствия, которого ищут стоики[154].