Читать книгу "Ложные приговоры, неожиданные оправдания и другие игры в справедливость - Тайный адвокат"

– Теперь нам нужно по форме «удалиться», чтобы принять официальное решение, – подмигивает по-отечески Кайлу председатель, – и мы вскоре вернемся.

По прошествии стольких лет я до сих пор ума не приложу, что же случилось в той совещательной комнате. Равно как и все присутствовавшие в тот день в зале суда, а в первую очередь – недоумевающий юридический консультант, дважды попросивший председателя повторить свои слова. Магистраты вернулись с каменными лицами и приговорили Кайла к девяти неделям тюремного заключения.

Это было особенно невразумительное решение, с которым бы мало кто из других магистратов, читающих эти строки, согласился, и именно поэтому дело Кайла засело у меня в памяти, выделяясь на фоне бесчисленного множества странных судебных разбирательств. Вместе с тем куда более серьезная, часто повторяющаяся проблема связана с фундаментальными основами уголовного судопроизводства – бременем и стандартом доказывания. Обвинение должно доказать свою позицию (бремя доказывания) так, чтобы она не вызывала никаких сомнений (стандарт доказывания). Оно должно добиться того, чтобы лица, ответственные за установление вопросов факта (присяжные – в суде присяжных, магистраты – в магистратском суде), были уверены в вине подсудимого. Присяжным объясняется, что в случае отсутствия полной уверенности они должны оправдать подсудимого. Это упорно вдалбливается на каждом уголовном суде, каждым адвокатом и каждым судьей в каждой речи, в каждом заключении. Невозможно переоценить важность и фундаментальность этих принципов.

– Если вы считаете, что обвиняемый мог это сделать, – нажимает на присяжных барристер защиты, – то он невиновен. Если вы полагаете, что он, возможно, сделал это, то он невиновен. Если вы думаете, что он почти наверняка это сделал, то он невиновен. Только полная уверенность может считаться достаточной для вынесения обвинительного вердикта, дамы и господа.

Магистраты, в отличие от присяжных, должны объяснять свои решения. И эти объяснения являются наглядным примером того, как хитрят магистраты, пытаясь обойти эти однозначные, незыблемые принципы британского правосудия. Стандартной формулировкой, которую можно услышать от председателя магистратов, выносящего обвинительный приговор, и которая, судя по частоте ее использования, внушается им под дулом пистолета во время обучения, является: «Показаниям обвиняемого мы предпочли показания свидетелей обвинения». Как по мне, «предпочли» немного недотягивает по смыслу до «мы уверены в». Но расплывчатость подобной фразы хотя бы маскирует ту бессмысленную чушь, что может за ней скрываться. В отличие от следующей откровенной тавтологии: «Мы предпочли показания потерпевшего, потому что он потерпевший».

Моя любимая формулировка, услышанная в сельской глуши Уэльса: «Что ж, мы обо всем поразмыслили и считаем, что вы, скорее всего, это сделали. Вы же это сделали, не так ли? Ну же. Нет? Что ж, а мы думаем, что сделали».

Или следующий вариант отклонения от установленной нормы, который прозвучал на суде с участием одного моего приятеля:

– Мы не были уверены, кому верить – потерпевшему или подсудимому. Мы признаем подсудимого виновным.

Ну и моя любимая формулировка, которую я услышал в сельской глуши Уэльса и которую буду вечно хранить в памяти: «Что ж, мы обо всем поразмыслили и считаем, что вы, скорее всего, это сделали. Вы же это сделали, не так ли? Ну же. Нет? Что ж, а мы думаем, что сделали».

* * *

Низкое качество правосудия, осуществляемого магистратскими судами, нельзя, однако, списывать исключительно на людей, сидящих на судейской скамье. Они лишь троица из многочисленных актеров, выступающих на сцене без режиссера, сценария, поставленного света и звука, пляшущих вслепую под все более пронзительные указания о том, что они должны рассматривать больше дел, причем как можно быстрее и с использованием меньшего количества ресурсов. В период между 2010 и 2016 годами не столь, видимо, важное с точки зрения государства министерство юстиции вынудило сократить свой бюджет более чем на треть – по объему сокращения финансирования оно уступило лишь министерству труда и пенсионного обеспечения (24). В связи с безжалостным сокращением штатов и закрытием магистратских судов – их количество было в итоге уменьшено с 330 до приблизительно 150 (25) – единственным возможным решением стало еще большее нагромождение дел и уменьшение расходов на каждое из них. Чиновники впихивают дела в список подлежащих рассмотрению в магистратском суде в тот или иной день, явно пренебрегая неизменностью пространственно-временного континуума и делая это с, мягко говоря, слепым оптимизмом по отношению к скорости рассмотрения дел магистратами. Так как каждое решение должно быть принято коллективно тремя магистратами, даже самые простые и однозначные из них, с которыми бы судья разобрался в мгновение ока – такие как расчет размера штрафа с помощью директив для определения меры наказания – требуют одних и тех же затянутых манипуляций: магистры вежливо слушают рекомендации своего юридического консультанта, встают, удаляются неспешным шагом в свою совещательную комнату, выпивают там чашечку чая, вызывают своего юридического консультанта, чтобы тот напомнил им то, что они уже слышали, обсуждают свое решение, снова вызывают юридического консультанта, чтобы тот напомнил им, как заполнять соответствующую форму, после чего таким же неспешным шагом возвращаются в зал суда – на все про все у них может уйти любое время, от десяти минут до двух часов, – чтобы объявить о своем вердикте. Согласно отчету 2011 года, районный судья справляется с делами в среднем на 43 % быстрее магистратов, однако на практике кажется, что это различие куда больше (26).

Таким образом, совершенно обычной является ситуация, когда число назначенных на рассмотрение дел в два, а то и в три раза превышает количество, с которым можно было бы физически разобраться, что приводит к одному из трех возможных результатов. Часть дел разрешается «естественным» путем либо благодаря запоздалому признанию подсудимым своей вины, либо потому, что обвинение рассыпается из-за нехватки доказательств или свидетелей. Оставшиеся многочисленные дела рассматриваются с головокружительной скоростью, причем зачастую игнорируя степень готовности сторон. Те же, до которых попросту не доходит очередь, прежде чем охранники отправятся домой на боковую (мне доводилось торчать в магистратских судах до девяти вечера в ожидании вердикта), переносятся – свидетелей распускают с указанием вернуться в суд по прошествии нескольких месяцев, когда начнется очередной розыгрыш лотереи. Если дело удается рассмотреть лишь частично – в случае, когда судебное разбирательство не получается закончить в этот же день, – то объявляется перерыв, причем не до следующего дня, как это бывает с делами в Королевском суде присяжных, а до следующего удобного для магистратов и суда времени. Вместо того чтобы настоять на выполнении магистратами своих личных и профессиональных обязательств, как это происходит с присяжными, судьями и адвокатами, суд начинает длительный процесс определения подходящего дня для возобновления слушаний. Суд может быть продолжен спустя недели, а то и месяцы – здравый смысл подсказывает нам, что к этому времени от выслушанных показаний и предъявленных доказательств может мало что остаться в памяти.