Читать книгу "Ромео должен повзрослеть - Татьяна Бочарова"

В доме, где жил Мальчевский, не было лифта. Анна с сумками наперевес взобралась на четвертый этаж. Убрала со лба упавшую прядь и решительно позвонила. Дверь долго не открывали. Анна уже решила, что Григорий спит, и достала телефон, чтобы ему позвонить. Как вдруг за дверью послышались шаги, и детский голос громко произнес:

– Кто там?

Анна опешила. Ей пришло в голову, что она перепутала квартиры. Неловко поставив сумки на пол, она спустилась по лестнице на один пролет, затем поднялась обратно. Нет, ошибки быть не могло, она стояла перед квартирой Григория.

– Кто это? – нетерпеливо повторил голосок.

– Откройте, – попросила Анна, не зная, что еще сказать.

– Тетя, а ты кто? – спросил ребенок.

Тут Анне пришла в голову спасительная мысль: вероятно, к Григорию приехали родственники с ребенком, они сидят в кухне и не слышат звонка. А малыш услыхал. Обрадованная таким логичным объяснением, она проговорила в дверь:

– Пожалуйста, скажи взрослым, что пришла Аня. Скажи дяде Грише.

– Гриша не дядя, – недовольно возразил голосок.

– Не дядя? А кто же? Ведь не брат же?

– Он мой папа! – Тут за дверью снова послышались шаги и низкий женский голос произнес:

– Артурчик, с кем это ты разговариваешь?

Анне показалось, что ее ударили наотмашь. Папа? Артурчик? Кто эти люди и что они делают в квартире у ее любимого, отца ее ребенка? Она не успела опомниться, дверь распахнулась. На нее пахнуло острым запахом чеснока и жареной курицы. На пороге стояла женщина лет тридцати трех или постарше, в пестром длинном халате и в шлепанцах на босу ногу. На голове у нее была косынка, покрывающая бигуди. Анна разглядела заметные темные усики над верхней губой. Рядом подпрыгивал на одной ножке мальчонка лет пяти в коротких синих шортиках и белой маечке. Нос у него был в соплях, на щеке алела свежая царапина.

– Вы кто? – женщина уставилась на Анну с таким выражением, будто та была марсианским пришельцем.

– А… а вы кто? – с трудом выдавила Анна.

– Мам, – сопливый мальчик дернул тетку за подол халата, – а она, – он показал пальцем на Анну, – она говорит, что папа мой дядя. Или брат.

– Что вам здесь надо? – уже с явной злостью спросила усатая. Анне наконец удалось взять себя в руки.

– Где Григорий? – твердо проговорила она.

– Он в магазин пошел. И за елкой на базар. Да кто же вы, черт побери?

Тут до матери Артурчика наконец начало доходить. Лицо ее сморщилось от злости, глаза сощурились. Она поджала тонкие губы, отчего усики стали еще заметней.

– Ах он гад! Скотина! Кобелюка паршивый! – Артурчик оживился и с интересом смотрел на мать. – Это вот, значит, чем он тут занимался, пока мы с Артурчиком к бабушке ездили? А говорил – научный труд!

Анна не верила ни глазам, ни ушам. Артурчик, его усатая мама в бигуди, теперь еще и бабушка!

– Вы что, хотите сказать, что вы…

– Жена я его, девушка! Гражданская жена. А это его сын. У меня мама заболела в Новосибирске. Полтора года болела, померла на прошлой неделе, царствие ей небесное. – Тетка перекрестилась. – Ну мы и поехали с Артурчиком. Надо ж было кому-то за ней ухаживать. А Гриша, кобель этот, тут остался. Работа, вишь, у него! Никогда тещу не любил, злыдень такой. – Усатая всхлипнула, но глаза у нее остались абсолютно сухими и злыми. – Что стоишь? – неожиданно грубо рявкнула она на Анну. – Думаешь, если молодая да сиськи торчком, то все позволено? С чужим мужиком кувыркаться? А ну, пошла вон!

Анна посмотрела в некрасивое, не обремененное интеллектом лицо, и ей стало отчаянно жаль Мальчевского. Она развернулась и стала спускаться по ступенькам.

– Эй, девушка! – окликнули ее сверху. – А сумки?

– Возьмите себе, к празднику, – не оборачиваясь, сказала Анна.

Она вышла во двор. Вокруг кипела жизнь, люди спешили доделать последние дела в уходящем году и поскорей сесть с семьей за праздничный стол. Анна чувствовала себя бесконечно одинокой и такой несчастной, что хотелось кинуться под первую же встречную машину. Какой же идиоткой она была все это время! Как могла не видеть, что Мальчевский не собирается создавать с ней семью? Ну да, у него не было штампа в паспорте, но ведь это ничего не значит. Она никогда не спрашивала его о том, что было до нее, а ведь он на двенадцать лет старше, и роман с Анной вовсе не первый в его истории. Можно было только диву даваться, что такой тонкий и одаренный человек, как Мальчевский, связал свою жизнь с невежественной, немолодой и некрасивой женщиной. Однако, какая бы она ни была, она мать его ребенка! Она мать. А Анна кто? Ей хотелось завыть в голос. Но она сдержалась. Денег на еще одно такси уже не было, и Анна поехала домой на метро через весь город. Зашла в квартиру, вскипятила чайник, разогрела гречку, оставшуюся от вчерашнего завтрака, поела – через силу, давясь. Потом долго сидела в бывшем кабинете отца, смотрела на фотографии родителей, стоящие рядышком. Она уже все обдумала и решила. Плакать нельзя, это вредит малышу. Надеяться, кроме себя, не на кого. Ну и ладно, проживем как-нибудь, пока есть голова, ноги и руки.

Григорий позвонил вечером первого января. Голос его прерывался, он умолял, чтобы Анна не вешала трубку, выслушала его. Да, у него есть семья. Ошибка молодости. Но что теперь поделаешь – сын подрастает, мальчик болезненный, ему нужен отец. А Анна пусть не переживает. Для него она самая любимая и самая желанная женщина во всем мире. Милая, сладкая девочка, аленький цветочек. И он завтра же будет у нее, вот только отправит своих в цирк. Анна слушала и улыбалась. Ей было смешно. Неужели Мальчевский мог подумать, что она такая? Что способна валяться с ним в постели, пока семейство любуется слонами и дрессированными обезьянками?

– Не звони мне больше никогда, – спокойно сказала она, когда Мальчевский смолк, исчерпав все аргументы.

– Но зайка! – отчаянным тоном взмолился он. – Почему? Я же люблю тебя!

– Но я тебя больше не люблю, – твердо проговорила Анна.

Она заблокировала номер Мальчевского и перестала приходить на его пары. С ее теперешним уровнем знаний ей ничего не составляло являться сразу на экзамен. Сначала он делал попытки подкараулить ее после лекций, но Анна пресекала их с такой ожесточенностью, что он постепенно сник. Он заметно ссутулился, лицо его сделалось серым и угрюмым, и весь он стал казаться Анне старым и протухшим нафталином. Умело маскируя растущий живот, она ходила в универ до весны и ушла в академ.

Мальчевский прекрасно знал, что Анна родила дочь, но больше на горизонте не появлялся – очевидно, новое отцовство ему было абсолютно ни к чему. Да Анна особо и не переживала. Материально Григорий сильно поддержать ее не мог, его кандидатской зарплаты едва хватало на семью. А моральная поддержка от него ей и вовсе была не нужна. Она удивительно быстро оправилась от его предательства и совершенно разлюбила. Декретные вскоре кончились, но Анна не унывала. У нее по-прежнему оставались ученики, с которыми она вполне могла заниматься по скайпу, не выходя из дома. Так, плюсуя пособия, репетиторские заработки и изредка скудную теткину помощь, она перебивалась с хлеба на квас, но в общем на жизнь хватало, хотя и с трудом. Когда Олесе исполнилось два года, Анна отдала ее в садик, а сама устроилась на работу в колледж. Устроила ее туда бывшая однокурсница, Ольга, сама уходившая в декрет, – на ее место и взяли Анну. Ольга возвращаться на работу не собиралась, сидела с ребенком, благо муж ее хорошо зарабатывал, и Анна в колледже прижилась. Все у нее было налажено, организовано, дочка росла крепкой и на удивление здоровой по сравнению с вечно сопливыми садовскими детишками. Вот только улыбаться Анна стала редко, а плакать вообще перестала. Только повторяла в тяжелые минуты «все хорошо, прекрасная маркиза»…