Читать книгу "Созданы друг для друга - Татьяна Алюшина"

А между тем Влад давно стал серьезным спортсменом в своей категории по конкуру и побеждал в соревнованиях, и даже выезжал за границу несколько раз, но пока только в страны Варшавского договора, то есть в социалистические.

В стране начались какие-то непонятные, поразительные движухи, новый, современный лидер Горбачев, перестройка, гласность, запрещенный рок: «Кино», «Авария», «ДДТ», «Наутилус Помпилиус» – и даже этот «Ласковый май» и «Мираж» и диво-дивное – видаки, появившиеся у министерских семей, и «Асса», и просачивающиеся через все прорехи и трещины в «железном занавесе» зарубежная эстрада и рок. Страна бурлила и кипела, и обновления чувствовались уже во всем, неотвратимо надвигаясь под лозунгом Цоя «Мы ждем перемен».

Макс с Владом закончили школу, и оба благополучно поступили, куда и хотели – Макс в МГИМО, к которому так стремился, на факультет международных экономических отношений, по специальности экономист, нацелившись работать в торговом представительстве не меньше, чем в Америке. А Влад… – в Бауманский институт.

Ну вот так. Гарандин был инженером, технарем и всегда чувствовал себя таковым, знал с детства, что хочет быть инженером-конструктором, и это совершенно удивительным образом сочеталось в нем со страстью к лошадям и конному спорту.

Влад учился уже на втором курсе, когда однажды, вернувшись после полуночи с веселой студенческой гулянки, с удивлением обнаружил отца, сидящего за столом, на котором стояла початая бутылка дорогого марочного коньяка, рюмка и пепельница с дотлевающей сигаретой. Это было более чем странно – сколько Влад себя помнил, отец никогда не курил, да и выпивал-то редко, по праздникам и в застолье, а чтобы вот так, в одиночку, посреди ночи – никогда.

– А, Влад, – заметив его присутствие, отец кивнул, даже не спросив, как обычно, где сын задержался и как у него дела-учеба, и указал на стул: – Проходи, садись.

Влад сел напротив, внимательно присмотревшись к отцу, выглядевшему тяжело уставшим и глубоко озабоченным. Тот помолчал, находясь в каких-то своих, явно нелегких размышлениях, похлопал сына по руке и вдруг спросил:

– Как тебе, сын, то, что происходит в стране?

Происходило и на самом деле что-то темное, непонятное, создавалось ощущение приближающейся бури. Конфликт между Арменией и Азербайджаном, Спитакское землетрясение, конфликт в Приднестровье, национальное движение. Страну трясло, и, насколько было известно Владу, отцовское министерство вкупе с остальными трясло не меньше, чем всю страну, – шла какая-то постоянная ротация кадров, создавались некие группировки по принципу принадлежности или противостояний руководству, в связи с которой отец внезапно вдруг стал заместителем министра, появились какие-то левые «специалисты», сплошь западные и американские.

– А что происходит, пап? – напрямую спросил Влад.

– Херня, вот что, – резко ответил Олег Дмитриевич и повторил с нажимом: – Херня и откровенное предательство. Знаешь, Влад, миром управляют и делают политику далеко не самые умные люди. Крайне редко странами руководят на самом деле гениальные правители, которые вершат историю, и только при таких правителях государство становится выдающимся, значимым в мире, и только при таких правителях рождаются империи, которые потом, насколько тебе известно из курса истории, разрушаются до полного забвения следующими за ними бездарностями с непомерными амбициями. Нашей стране как повезло с мощными харизматическими личностями правителей, начиная с Рюриковичей, так и не повезло катастрофически с вождями и правителями. – И замолчал, гоняя желваки на скулах.

Отец был из тех, кто не одобрял политики Горбачева и, как грамотный, серьезный управленец, отлично понимал, к чему толкает и ведет страну политика этого человека, его откровенная дружба с Америкой и пристрастие к европейским ценностям и «друзьям». Страна разваливалась, и это было уже совершенно очевидно высшему управленческому аппарату, к которому относился и Гарандин-старший. Некоторые грамотные и дальновидные управленцы, кстати, предлагали реальные, вполне вменяемые и продуктивные меры к предотвращению полного ее развала, но… а-а-а, да ладно…

Вот к этой-то условной группе достаточно молодых, грамотных и серьезных специалистов и относился Олег Дмитриевич, вошедшей в негласное противостояние с так называемыми прозападниками, подталкивавшими страну к развалу. Это если обозначить грубо и примитивно, то, что происходило в те годы в управленческом аппарате страны.

– Запомни навсегда, сын, – продолжил Олег Дмитриевич, – на самом деле выстраивают этот мир, развивают цивилизацию и по-настоящему двигают прогресс не правители в большинстве своем, а умные, талантливые и гениальные личности. Ученые, выдающиеся деятели культуры, гениальные ремесленники. Люди создающие, творящие нечто неповторимое, уникальное, от самого, казалось бы, незначительного сапожника, делающего хорошие туфли, до какой-нибудь поварихи в далеком сибирском городке, готовящей неподражаемый борщ и котлеты.

Замолчал, плеснул себе в рюмку коньяка, выпил, резко опрокинув в рот, втянул воздух, прижав губы к тыльной стороне ладони, поставил рюмку на стол и посмотрел на Влада.

– Когда-нибудь, сын, ты станешь руководителем, при твоем-то характере, уме и таланте управлять людьми. Обязательно станешь. И вполне возможно, что и весьма крупным руководителем. Но в любой сфере деятельности ты всегда будешь зависеть от работы подчиненных тебе людей. И если хочешь по-настоящему делать свое дело, добиваться успехов, опираться необходимо на людей, на тот самый простой народ. И работать они с тобой будут по-настоящему, с отдачей, а не «на, отвяжись», только если будут всерьез уважать. А уважать они тебя станут только в том случае, если ты будешь уважать их. Запомни, никогда не позволяй себе пустой фамильярности и презрения к людям, они это чувствуют сразу. Им нужен лидер, руководитель, человек, стоящий выше их, на которого можно возложить ответственность, потому что он знает, видит и умеет намного больше каждого из них, при этом может строго, но по справедливости спросить и наказать, если понадобится. Человек, который знает все их нужды и их жизнь, понимает, как они мыслят и чего ждут. Хочешь преданности и глубокого уважения, а значит и работы качественной – уважай людей, которые по-настоящему талантливы в чем-то, не позволяй себе тупого снобизма только от того, что ты богаче, круче и выше стоишь. Но научись и жестко спрашивать, и наказывать, не унижая достоинства человека. Чайковский никогда не имел денег и жил в основном на меценатскую помощь, как и Бальзак, как и Моцарт, как Достоевский и Гоголь. Кто-то помнит имена их благотворителей? А ведь это все были сплошь богатейшие люди страны и Европы. Вот то-то же. Всегда об этом помни сынок, если человек гениален в чем-то, он уже достоин особого уважения, невзирая на его финансовый и социальный статус. Не придавай себе чрезмерного значения, чего бы ты ни добился в жизни и какого бы уровня ни достиг, это ломает психику и лишает разума, реального видения действительности.

Он замолчал, и Влад понял, что отец сказал все, что давно вынашивал и хотел ему сказать. Передать опыт, мудрость или предупредить. И что-то очень напряженное было во всем этом его монологе, трагическое.