Читать книгу "Лоренцо Великолепный - Наталья Павлищева"

В общем-то, это было неправильно, дель Лама – член гильдии искусств и ремесел Флоренции – был завсегдатаем дома Медичи, а там глупцов не принимали. Но он просто попал под руку Леонардо, у того было хорошее настроение и желание порезвиться. Сандро тогда пытался вразумить приятеля:

– Ты наживаешь себе врагов даже среди тех, кто мог бы стать другом.

– Да не враг я ему.

– Попробуй теперь убедить.

Но не отсутствие собственной персоны на картине не нравилось Леонардо, он мрачно поинтересовался:

– Это Поклонение? – Палец ткнул в левый угол, где прекрасно выписанный Джулиано Медичи в горделивой позе стоял, заложив пальцы рук за пояс. А напротив его Великолепный брат, узнать которого можно с трудом, автор явно польстил Лоренцо. – Это Поклонение?!

– Почему нет?

Джулиано понравился его портрет, даже заказал отдельно такой же. Всем нравилось, кроме Леонардо. Но сейчас Сандро почувствовал, что приятель прав, по сути прав, а не по исполнению. Написано великолепно, но картина демонстрация самого заказчика и его дружбы с Медичи, а не поклонения волхвов божественному младенцу. Но признавать правоту да Винчи не хотелось, Боттичелли столько сил вложил в этот шедевр.

– А как надо?

– Не знаю… как-то не так…

На том разговор и закончился, Флоренция пришла от картины Боттичелли в восторг, Медичи тоже понравилось. И критика Леонардо забылась, тем более ее никто, кроме Боттичелли, не слышал. Все знали, что Леонардо критикует приятеля, недолюбливает его творчество, но он никогда не делал это открыто, только наедине, словно щадя чувства Сандро.

Но вопрос «как надо?» остался. Чтобы разрешить его, Леонардо поставил в уступленной ему комнате палаццо на виа Ларго большой картон и принялся делать наброски. Картон значительно меньше возможной картины, которую, впрочем, ему никто и не заказывал, и это лишь эскиз…

Он работал так увлеченно, что не услышал тихонько отворившуюся дверь. Когда повернул голову, Лоренцо Медичи уже стоял, разглядывая картон.

Некоторое время Великолепный смотрел молча, потом поинтересовался:

– Поклонение?

Леонардо кивнул, напряженно вглядываясь в его лицо.

– Кто-то заказал?

– Нет, для себя.

– Поклонение как потрясение, а не парадное шествие с дарами?

Лоренцо Великолепный настолько точно передал словами то, что пытался изобразить Леонардо, что художник не нашел что ответить, снова кивнув.

А длинные пальцы Великолепного уже перебирали листы с набросками. Лицо старика – потрясенное, недоверчивое, но не явлению он не верит, а собственному счастью. За что ж ему такое – увидеть Спасителя во младенчестве, приветствовать от лица истосковавшихся в ожидании людей. Должен прийти Спаситель, а явился Младенец. И радость и… опасение, ведь Спасителю предстоит человеческую жизнь прожить.

Сомневающийся… даже за подбородок рукой взялся, на лице читается: так-то оно так, да…

И поверивший и павший ниц перед Мессией… И даже поднятый вверх указательный палец одного из участников… Иоанна Крестителя? Так не могло быть его там. Но позже Леонардо много раз повторит этот жест именно у Иоанна Крестителя.

Лист за листом, набросок за наброском…

Леонардо почему-то подумал, что у Великолепного длинная кисть с широкой ладонью. Флорентийцы убеждены, что это признак обманщика, мошенника. Интересно, знает ли об этом сам Медичи?

А обладатель длинных пальцев при широкой ладони продолжал перебирать рисунки Леонардо. Птицы в полете… льющаяся вода… руки, ноги, глаза, лошадиные крупы, хвосты, снова и снова птицы, крылья и даже отдельные перья…

– А это что?

О, Великолепный добрался до его изобретений? Самое время предложить свои услуги.

– Это скорострельное орудие. А это…

Технических набросков тоже немало, кое-что лишь в схемах, догадках, что-то, особенно устройства, похожие на крылья птиц, проработаны хорошо. Какие-то механизмы, чертежи строений, оружие…

Лоренцо Великолепный отлично разбирался в литературе и философии, сам писал прекрасные сонеты и целые поэмы, которым подражали, хорошо разбирался в музыке и играл, хотя не пел, знал и ценил живопись… Похуже в банковском деле, хотя и был потомком банкиров. Но он ничегошеньки не понимал в инженерных чертежах, не интересовался механизмами, особенно теми, что служили для убийства людей.

Леонардо зря надеялся заинтересовать Великолепного механикой, длинные пальцы лишь перелистали всю стопку веером и отложили в сторону. Лоренцо вернулся к картону.

– Тебе нужна своя мастерская, здесь темно и неудобно.

Вот тут Леонардо не возражал, отведенная ему комната вовсе не предназначена для мастерской художника, света действительно мало.

На стол лег увесистый кошель с монетами.

– Найми себе. Только постарайся не давать никаких поводов, в следующий раз я могу не успеть…

Неизвестно, услышал ли «спасибо» от Леонардо стремительно удалившийся Медичи. Дед учил Лоренцо не ждать благодарности за любое благодеяние или помощь. Грош цена помощи, которую оказывают в расчете на спасибо.

У Леонардо появилась своя мастерская, куда, правда, не допускались любопытные, да и заказчики не приходили. На что он жил? Выполнял работы для Верроккьо, по заказу Медичи оформлял и организовывал праздники, которые так любили флорентийцы. Тут пригодилась техническая смекалка, оружейные задумки пошли в ход при устройстве масштабных фокусов.

И никаких новых Антонио или других крепких юных красавцев в качестве моделей. Боттичелли посоветовал:

– Пиши, как я, – женщин. Благородные дамы приходят в сопровождении толпы старух, а с девушками попроще самое худшее, что тебе грозит, – признание своим младенца, рожденного ею от кого-то другого. Зато шея будет цела.

А свое «Поклонение» через несколько лет Леонардо все-таки написал, вернее, начал писать.

Когда монастырю Сан-Донато в Скопете понадобилась картина, Лоренцо посоветовал Леонардо.

На незавершенной картине все именно так, как было на том картоне: волхвы и остальные окружающие потрясены явлением Младенца, его Мать божественно спокойна, есть даже сомневающийся, а сам художник в правом нижнем углу отвернулся, словно все происходящее ему неведомо.

В декабре Клариче родила второго их сына, которого назвали Джованни. Клариче носила его тяжело, живот был огромным, хоть на тележке впереди нее самой вези. И Джованни родился таким же – толстеньким с первой минуты, таким на всю жизнь и остался.

Когда спросили об имени, Лоренцо произнес: «Джованни», имея в виду своего дядю, тот тоже был полным. Только потом подумал, что не стоило бы из-за этого давать такое имя, но было поздно.

Брата-бутузика обожала маленькая Лукреция, которой шел пятый год. Трехлетний Пьеро и двухлетняя Маддалена еще мало что понимали.