Читать книгу "Третья девушка - Агата Кристи"

Официантка, которая уже некоторое время внимательнопоглядывала на Пуаро, внезапно подошла к нему, протягивая что-то вроде бумажнойлодочки, которую сложили для малыша, чтобы он пускал ее в ванне.

– Это вам? – спросила она. – Мистер Поррит? Одна дамаоставила.

– Ах да, – сказал Пуаро. – А как вы меня узнали?

– Дама сказала, что у вас усы. Сказала, что я таких усов ещеникогда не видела. Так оно и есть, – добавила она, разглядывая их.

– Благодарю вас.

Пуаро взял лодочку, развернул ее, разгладил и прочел вспешке нацарапанные карандашом слова: «Он уходит. Она остается, и япредоставляю ее вам и иду за ним». Подписана записка была «Ариадна».

– Ах да, – сказал Пуаро, складывая записку и пряча ее вкарман. – На чем мы остановились? По-моему, на вашем чувстве юмора, миссРестарик.

– Вы знаете только мою фамилию или… или вы все про менязнаете?

– Я знаю о вас кое-что. Вы мисс Норма Рестарик. Вашлондонский адрес: квартира шестьдесят семь в Бородин-Меншенс. Ваш домашнийадрес: «Лабиринт», Лонг-Бейсинг. Вы живете там с отцом, мачехой, двоюроднымдедом и… ах да… – девушкой-иностранкой. Как видите, я хорошо осведомлен.

– Вы устроили за мной слежку.

– Нет, нет, – сказал Пуаро. – Ничего подобного. Даю вамслово чести.

– Но вы ведь не служите в полиции? Вы ничего про это неговорили.

– В полиции я не служу, нет.

Ее подозрения и воинственность вдруг исчезли.

– Я не знаю, что делать, – сказала она.

– Я вовсе не убеждаю вас воспользоваться моими услугами, –сказал Пуаро. – Ведь, как вы указали, я слишком стар. Может быть, вы правы. Нораз уж я знаю, кто вы, и знаю о вас кое-что, то почему бы нам по-дружески необсудить ваши беды. Не забывайте, старики, хотя их и считают неспособными кэнергичным действиям, тем не менее обладают обширным опытом.

Норма продолжала смотреть на него с сомнением – этотпристальный взгляд широко открытых глаз уже встревожил его во время их первойвстречи. Но она в каком-то смысле была в ловушке, и Пуаро чувствовал, что ейхочется выговориться. А по какой-то причине людям, которым хотелось излитьдушу, говорить с Пуаро всегда бывало легко и просто.

– Они думают, что я помешанная, – сказала она без обиняков.– И… и мне тоже кажется, что я помешанная. Сумасшедшая.

– Как интересно! – весело сказал Эркюль Пуаро. – У подобныхвещей есть множество названий. Очень звучных названий, которые с таким вкусомпроизносятся психиатрами, психологами и прочими. Но «помешанная» очень точнопередает представления, возникающие у обычных людей. Eh bien, вы помешаны, иликажетесь помешанной, или считаете себя помешанной, и не исключено, что вы и всамом деле помешаны. Но последнее еще не означает, что положение так ужсерьезно. С людьми подобное случается постоянно и обычно без трудаизлечивается. Такое состояние возникает, когда люди испытывают слишком большоеумственное или душевное напряжение, слишком усердно занимаются передэкзаменами, слишком много поддаются своим эмоциям, слишком уж религиозны,слишком не религиозны или имеют веские причины ненавидеть своих отцов, своихматерей. Или, разумеется, причина совсем проста: несчастная любовь.

– У меня есть мачеха. Я ее ненавижу и, мне кажется, ненавижуотца. Не так уж мало, правда?

– Чаще ненавидят кого-нибудь одного, – заметил Пуаро. –Видимо, вы очень любили вашу мать. Она разведена или скончалась?

– Да. Она умерла около трех лет назад.

– И она была вам очень дорога?

– Да, наверное. То есть конечно. Она постоянно болела инадолго ложилась в больницу.

– А ваш отец?

– Он очень давно уехал за море. В Южную Америку, когда мнебыло лет пять-шесть. По-моему, он хотел, чтобы мама с ним развелась, но онаотказалась. Он уехал в Южную Америку, занялся там рудниками или еще чем-то. Вовсяком случае, он писал мне на Рождество и присылал подарки или поручалкому-нибудь прислать. Только и всего. Поэтому он был для меня чем-то не вполнереальным. Вернулся он примерно год назад, чтобы привести в порядок дела моегодяди после его смерти. Всякие там финансовые вопросы. И когда он вернулсядомой, то… то привез с собой эту свою новую жену.

– А вы были против?

– Да.

– Но ведь ваша матушка умерла. И в том, что человек женитсявторой раз, ничего необычного нет. Тем более если он и его первая жена многолет уже были чужими. А эта его жена… он на ней хотел жениться, когда просилвашу мать о разводе?

– Нет, нет. Она же совсем молодая. И очень красива, и ведетсебя так, словно папа принадлежит ей! – После паузы она продолжала другим,каким-то детским голосом: – Я думала, может быть, когда он вернется, то будетлюбить меня, заботиться обо мне, но она ему не позволяет. Она мой враг. Онаменя вытесняет.

– Но в вашем возрасте это же никакого значения не имеет. Такдаже лучше. Вам вовсе не нужно, чтобы о вас заботились. Вы стоите на собственныхногах, вы можете радоваться жизни, выбирать собственных друзей…

– Вы бы этого не сказали, если бы видели, как они к этомуотносятся! Ну, друзей себе я все-таки буду выбирать сама.

– В наши дни большинству девушек приходится терпеть критикув адрес своих друзей, – сказал Пуаро.

– Все так изменилось, – сказала Норма. – Мой отец совсем нетот, каким я его помнила с пяти лет. Тогда он все время играл со мной и былтакой веселый! А теперь он совсем не веселый, а встревоженный и… ну, сердитый.Совсем другой.

– Прошло ведь пятнадцать лет, если не ошибаюсь. Людименяются.

– Но ведь необязательно так сильно?

– Он изменился внешне?

– Нет, нет, нет. Совсем нет. Сравните его с портретом,который висит над его креслом, он совсем такой же, каким был тогда, вмолодости. Но только все оказалось совсем другим, чем я помню.

– Видите ли, моя дорогая, – мягко сказал Пуаро, – людиникогда не бывают совсем такими, какими вы их помните. С течением времени вывсе больше рисуете их такими, какими хотели бы их видеть, и вам кажется, чтоименно такими они вам запомнились. Если вам нравится вспоминать ихзамечательными, веселыми, красивыми, то вы приписываете им и то, чего никогдане было.

– Вы так считаете? Вы правда так считаете? – Она умолкла, апотом сказала внезапно: – Но почему, по-вашему, мне хочется убивать?

Вопрос был задан с абсолютной естественностью. Но он былзадан, и Пуаро почувствовал, что настал критический момент их разговора.