Читать книгу "Миллиардер. Книга 2. Арктический гамбит - Кирилл Бенедиктов"

— Важно для кого?

— Для всех.

— Так иди и разговаривай со всеми, я-то тут при чем?

— Есть новости про Еву.

У Андрея екнуло внутри. Это был его последний козырь, единственные, пожалуй, слова, которые действовали на Бунина безотказно, но использовать имя пропавшей жены, чтобы выманить из каюты влюбленного в нее профессора? Плохо. Очень плохо, Андрей. Стоп. Хватит.

Тем не менее, уловка и правда сработала. Бунин быстро натянул туфли на голые ноги и вышел из-за стола.

— Поговорим у меня, — глухо сказал Андрей.

Теперь они должны были дойти до конца коридора, а там, на лестнице, их уже ждали. Однако все пошло не совсем так, как договаривались. Не успел Бунин пересечь порог каюты, как на его голову обрушился удар. Профессор обмяк и упал на пол.

— Хорошая работа, — похвалил Свиридов, — про Еву вы удачно придумали.

От этих слов Андрею стало тошно. Хотелось выйти на свежий воздух, уйти по льду и остаться жить среди полярных медведей. Там все было куда честней.

Бунина заперли в технической комнате. Здесь не было окон, только голые стены и коробки с контейнерами для образцов грунта. Помимо Бунина в комнате находились Свиридов, Поздняк и Андрей. Конечно, Свиридов был против присутствия Андрея, так что пришлось проявить всю жесткость характера, чтобы оказаться с ними здесь же. Для контроля над ситуацией он должен был знать обо всем, что происходило на станции. Достаточно того, что разговор с Питером прошел мимо его ушей. Доверить этим же людям допрос Гумилев не мог.

За время, пока профессор не пришел в себя, его обыскали. В заднем кармане бесформенных вельветовых брюк обнаружили металлический предмет в форме осьминога. На шее — пошлый серебряный медальон с фотографией Евы. Когда Свиридов сорвал с шеи Бунина цепочку и раскрыл медальон, он посмотрел на Гумилева так, что Андрею захотелось провалиться сквозь землю. Он сразу же понял, что там, и, хотя это ничего не означало, чувство было такое, как будто посторонние люди застукали его жену с любовником. Свиридов покрутил медальон в руках и потом, со снисходительным видом, протянул Гумилеву. Фотография в рамочке была сделана несколько лет назад, во время второго медового месяца, как его называла Ева, сразу же после рождения Муськи. Этот снимок Андрей делал сам и любил его больше остальных. На нем Ева была настолько прекрасной, счастливой и родной — в этот момент она принадлежала ему одному и все эти безумные радостные и интимные чувства, словно передались фотографии, запечатлелись на пленке, которую Андрей сам же потом и проявлял. Ему казалось, что снимки с этого путешествия были настолько семейными, что их нельзя было доверить никому… И вот эта фотография на груди у другого мужчины. Андрей знал, или ему так казалось… Андрею хотелось верить, что Еву и Бунина связывает только работа и дружба. Но почему она отдала ему именно этот снимок? Почему она вообще отдала ему свою фотографию?

— Кретины… — Бунин очнулся и выплюнул кровь изо рта.

— Пришел в себя? — Свиридов встал прямо над телом Бунина, нависая над ним скалой.

Бунин метнул в сторону Андрея полный ненависти взгляд и получил в ответ ровно такой же. Если бы сейчас они остались наедине, неизвестно, чем бы это все закончилось. У Андрея кипела кровь, а градус ревности в крови явно превышал допустимые нормы.

— Что за моча вам ударила в голову? — Бунин пытался сесть, морщась от боли и потирая затылок.

— Что это за предмет? — Свиридов вытянул руку со спрутом.

— А вы не знаете? — криво усмехнулся Бунин.

— С помощью него была убита Алферова?

На какое-то мгновение на лице Бунина появилась растерянность.

— Алферову убили?

— А ты не знал?

— Откуда?

— Зачем ты заходил к ней этой ночью? — С чего вы взяли, что я вообще к ней…

— Сестра погибшей описала нам тебя. Ты попал в зону видимости камеры.

— Ну, хорошо. Допустим, заходил. И что? Вы считаете, что я убил ее после того, как засветился? Или засветился перед тем, как убить?

Мы пока никак не считаем. Хотелось бы услышать твою версию.

— Я приходил к ней по личному делу.

— По какому?

— По личному!

— Подробнее…

— Вас это не касается.

— Теперь касается.

Бунин рассмеялся.

— Какие способности дает осьминог? — вернулся к прежней теме Свиридов.

— Это спрут, — поправил Бунин.

— Как он действует?

Генерал выглядел непрошибаемым.

— Проверьте! — весело предложил Бунин. — например, попробуйте убить меня.

— Это я могу сделать и без предмета, — с какой-то равнодушной холодностью произнес Свиридов.

— Судя по его тону — это было правдой.

— Спрут позволяет видеть и находить другие предметы.

— Каким образом?

— Каким-каким… Держите его в руке, настраивайтесь на определенную волну и словно бы видите перед глазами сложную трехмерную карту. На то, чтобы научиться поймать волну у меня ушло полгода, на то, чтобы увидеть карту целиком во всех измерениях и уметь правильно масштабировать ее, у меня ушел год. На то, чтобы научиться считывать с нее информацию с точностью до конкретного человека, у которого находится предмет — лет пять…

В комнате повисло молчание. Слова Бунина произвели впечатление.

— Ты не врешь?

— Попробуйте сами — мне не жалко. На этой станции нет ни одного человека, который мог бы пользоваться спрутом. Для вас это просто железная безделушка. Можете отдать ее Марусе — Бунин приторно улыбнулся и посмотрел на Гумилева.

— Пожалуй, я оставлю его себе… — сказал Свиридов и как-то странно посмотрел на Бунина.

Это было более чем странно, но Андрею показалось, что генерал подмигнул профессору.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Олигарх

Июль 2008 (за год до описываемых событий). Сен-Тропе, Лазурный Берег, Франция. Яхта «Андромеда»

1

Михаил Борисович Беленин плавал в бассейне. Бассейн находился на верхней палубе его шестидесятиметровой яхты «Андромеда», построенной по специальному заказу в доках Плимута. Вода в бассейне была морская, но пропущенная через японский молекулярный фильтр и обогащенная ионами серебра. Час купания в такой воде, если верить доктору Кодзи, омолаживал организм на месяц.

Михаил Борисович мечтал быть вечно молодым. Еще в студенческие годы ему запали в душу слова песни немецкой группы «Альфавилль» — «Forever young I want to be, forever young». Поэтому Михаил Борисович брезгливо морщился, слушая песню «Смысловых галлюцинаций» «Вечно молодой, вечно пьяный», — она казалась ему бездарной подделкой под немецкий шедевр его юности. К тому же Беленин никогда не напивался пьяным — в молодости не давали расслабиться ответственные посты, которые он занимал в комсомоле, позже — интересы бизнеса. При этом пить-то ему приходилось много, и в комсомоле, и в бизнесе — без этого было никуда, но вот не напивался Беленин ни разу. Железный самоконтроль плюс отработанная схема приема специальных лекарственных препаратов позволяли ему сохранять трезвый ум и хладнокровие во время самых безумных попоек. Но притворяться все равно приходилось, и это было унизительно. К тому же лекарства, нейтрализовывавшие действие алкоголя, били по печени с силой и меткостью Майкла Тайсона. А Михаил Борисович собирался жить долго.