Читать книгу "Сборник «3 бестселлера о волшебной любви» - Екатерина Боброва"

Меня трясло. Я понимала, что сейчас меня сожрут, но мне уже было всё равно.

Глаза окрасило алым, алый превратился в старое золото. Дракон прищурился:

– Я извиню твою дерзость, тэкс-с-с сказать. Договор заключён, веда.

Я не поверила ушам.

– И… И всё? Ты согласен?

– Не всё. Услуга за услугу, жизнь за жизнь, – он посмотрел на яйцо. Глаза позеленели. – Княгиня вырастит дракону, но ответит жизнью и жизнью всей своей семьи за голову Никирридосиенналии. Моё условие, чтобы её, – он придержал пискнувшее яйцо, – назвали именно так.

– Ну и имечко, – охрипшим голосом прошептала я. – Нельзя попроще?

– Нельзя, – послышался слабый, тихий, прозвучавший, как гром с небес, голос.

У меня ёкнуло в груди. Я медленно обернулась.

Бледная, как смерть, но такая живая и родная, на камне сидела Ольга, кутаясь в куртку Киннана. Охотник не сводил с неё глаз, окаменел, словно перед ним была хрупкая статуэтка, до которой страшно дотронуться.

– Благодарю, Великий Змей. Я твой вечный должник. Благодарю, Зореслава, – разноцветные глаза лихорадочно блестели, губы подрагивали, но Ольга явно была Ольгой, а не упырём. – Я выращу её, как подобает.

– А почему ты не заберёшь яйцо с собой? – спросила я, не в силах отвести взгляд от живой Ольги.

– Здесь наш родной мир. Только взрослый дракон, тэкс-с-с сказать, может выдержать переход и выжить. Ей надо окрепнуть.

Раздвоенный язык ласково пощекотал огромное яйцо, глаза засинели. Внутри стукнуло, царапнулось.

– А теперь подумай сам. Она, – я ткнула пальцем в вампиршу, – самая подходящая кандидатура на место драконьей мамаши. У Ольги есть всё – сила, влияние, верные подданные, которые, хм… крови не пожалеют за неё, но есть ещё он, – я махнула рукой, указав на Кина. – Она может умереть. Если, конечно, ты не перестанешь наслаждаться ненавистью и не согласишься помочь. Конечно, ты можешь думать, что Сол продолжит дело дочери, но я не думаю, что он станет сдувать пылинки с дракончика, собрат, или приёмный отец которого отказал в рецепте спасения его дочери.

Ольга смотрела на охотника, блестя глазами. Охотник смотрел на неё. Мне стало завидно.

Дракон пыхнул струйками дыма:

– Ты взяла меня за, тэкс-с-с сказать, за…

– Жабры, – подсказала я.

Дракон засопел так, как может сопеть только дракон.

– Хорошо. Ты, веда, на самом деле знаешь ответ, который ищут древние. Тебе его сказала мудрая женщина, – он уставился на меня. Зрачки сузились, кончик хвоста взбил воду.

Я лихорадочно соображала. Хлев, Пеструшка, яркие голубые глаза Светозары… «Часы Жрицы – время зачатия, рождения и смерти. Время любви».

– Ты… хочешь сказать, ночь? Час Жрицы?

Легенда закрыла глаза.

– Час Жрицы, час, когда ещё нет сегодня и уже нет вчера. Перелом, переход… Раз в году, в День, Час Жрицы… Но, тогда… Тогда бы вампиры сами бы нечаянно наткнулись на решение!

Дракон помолчал, открыл глаза:

– Ты идёшь в правильном направлении, тэкс-с-с сказать, но… Нужен якорь, замок. Что?

Тоже мне, нашёлся на мою голову, дотошный мучитель-учитель!

– Четырёхлистный клевер, – вырвалось у меня.

Дракон ударил хвостом. Яйцо пискнуло.

Я знала, что попала в точку. Трёхлистный – символ Триединой Матери у эльфов. Четырёх… Символ живой, природный, напитанный силой Жизни, силой Матери, силой Жрицы. И силой Любви. Свойства травки давно были изучены, но использовать клевер, причём редчайший четырёхлистный, до или во время зачатия, да ещё в час Жрицы, никому бы и в голову не пришло. Вампиры начинали лечить своих женщин, когда было уже поздно. Главная загвоздка – ставить опыты древним и в голову не приходило. Слишком мало их осталось, слишком высока цена ошибки. Так обычно и бывает – ответ лежал под ногами.

– На вопрос о смешении сил ты только что ответила сама. Почти ответила. Я не могу вмешаться, дать ответ, тээк-с-с сказать, не потому, что мне нравится делать больно, поверь мне, веда. Вы, и только вы сами, должны его найти. Верь. Слушай себя. Ищи, и обрящешь, – дракон лизнул яйцо, закрыл глаза, сказал тихо:

– Этот мир не безнадёжен, если вы научились прощать.

И исчез.

Я уселась на камень. Вот и всё. Никаких ответов я не знала и, наверное, уже не узнаю. Последняя надежда покинула наш мир, так и оставив нас ни с чем. От смешения нам не избавиться…

Горечь разочарования кольнула сердце. Вейр подошёл, сел, обнял за плечи.

– Ты сделала то, что должна была. Не надо себя корить.

Я промолчала. Выбор между жизнями… Как ни поверни, он, этот мерзкий выбор, всегда будет горек. Мучителен. И окончателен, как приговор.

– А где Ольга и Киннан? – спросила я, прогнав черные мысли.

Ответ пришёл в виде разъярённого вопля вампирши, звука звонких пощёчин и наступившей следом многозначительной долгой тишины.

Я вздохнула:

– Как Ольга не понимает, что он ушёл, чтобы жила она? Хотя, дурак, конечно…

Вейр хмыкнул:

– Она – божественно красивая женщина, которая никогда и ни в чём не знала отказа.

– Пока не встретила его.

Вместо рассуждений о божественных женщинах и гордячках-вампиршах Вейр посмотрел так, что я едва не задохнулась.

Мы целовались, и меня уже не волновали смешения сил, ответы, вопросы, пусть мир рушится, но я сейчас там, где должна быть, и с тем, с кем должна.

Больше не будет поисков. Я знала ответ. Поэтому целовалась, как в последний раз. Впрочем, так и было.

Вейр отодвинулся, посмотрел пытливо:

– Ты что задумала?

– Ничего, – как можно естественней сказала я, слезла с валуна и пошла к непоседливому яйцу, готовому вот-вот скатиться в море.

Он не должен сейчас видеть мои глаза. Заодно и присмотрю за будущей драконой, пока так называемая приёмная мамаша занята бурным выяснением отношений. Я не боялась, что Ольга мне помешает, прочитав мысли. Я знала – подруга будет молчать.

Север с рыженькой волчицей исчез в лесу, но я не переживала. Лес стал лесом, а голодным хищникам надо есть. Обхватив яйцо, прижалась ухом, прислушалась. Внутри царапался, стучал дракончик. Никирридо… Язык сломать можно. Правда, телепатам ломать нечего… Кроме мозгов. Самое настоящее издевательство над ребенком. Я бы стала звать тебя Никой…

Взошла луна, над головой блеснули первые звезды. Сильно похолодало, пар от дыхания плыл в ночном воздухе. Север где-то загулял, Ольги с Кином всё ещё не было. Мамаша, называется. Потеряв голову, забыла об обязанностях повитухи. Яйцо попискивало, постукивало, радуя непосредственностью и живостью. На западе ещё виднелась полоса бело-голубого, но ночь уже раскинула чёрное покрывало, осталось только поправить складки. Вейр разжёг костёр и занялся нехитрым ужином, изредка поглядывая на меня. От его взгляда ёкало под ложечкой, в коленках появлялась такая слабость, что ноги подкашивались. Тряхнув головой, отогнала прочь непрошеные мысли. Расслабляться нельзя. Иначе он поймёт.