Читать книгу "Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра - Джеймс Клавелл"

Глава 78

19:15

Ночной ветерок нес солоноватый свежий воздух, и занавески вокруг кровати слегка колыхались. Бартлетт и Орланда спали: она в его объятиях, оба исполнены всепроникающего тепла, но стоило ей шевельнуть рукой, как Линк проснулся. Какой-то миг соображал, где он и кто он, но потом все встало на свои места, и сердце забилось сильнее. Как хорошо было вместе. Вспомнилось, как она откликалась, снова и снова достигая вершины и унося его к высотам, каких он никогда раньше не знал. И то, что было после. Она встала с постели, прошла на кухню, подогрела воды, принесла горячее влажное полотенце и обтерла его от пота. «Мне так неудобно, дорогой, что здесь ни ванной, ни душа, это такой стыд, но если ты потерпишь, я все устрою наилучшим образом».

Новое свежее полотенце и чудесное ощущение – он и понятия не имел, какое на самом деле чудо, когда это «после» настоящее: она ласково ухаживала за ним, нежная, любящая, без всякого смущения, и крошечное распятие на шее служило ей единственным украшением. Он тогда еще обратил внимание, как оно поблескивает в полумраке. Сознание стало проникаться последствиями произошедшего, но как-то так получилось, что ласковыми прикосновениями своих волшебных рук и губ она прогнала эти мысли прочь, и через некоторое время они вновь стали наравне с богами и через их щедрость погрузились в радость, а затем опять в сон.

Он праздно смотрел на ниспадающие с потолка и колышущиеся в потоках воздуха занавеси. В их окружении кровать была уютнее, в падающем от окна свете рисунки на них представлялись такими милыми, и все казалось таким приятным. Он лежал, не шевелясь, боясь разбудить ее, нарушить очарование: он кожей ощущал ее тихое дыхание, ее сонное лицо было само совершенство.

«Как быть, как быть, как быть?

Сейчас никак, – ответил он на свой вопрос. – С самолета снят арест, ты свободен, она нечто невероятное, и ни с одной женщиной тебе не было так хорошо. Никогда.

Но может ли это продлиться, могло бы это продлиться? И к тому же еще есть Кейси».

Бартлетт вздохнул. Орланда пошевелилась во сне. Он подождал, но она не проснулась.

Линк смотрел на рисунок, как загипнотизированный, отдыхая душой. В комнате было не жарко и не холодно, все было прекрасно, и ее тело казалось невесомым.

«Что в ней есть такого? – спрашивал он себя. – Откуда это очарование? Ведь ты, несомненно, поддался какому-то наваждению, ты очарован. Это так же верно, как то, что существует смерть и налоги.

Да, мы занимались любовью, но и все на этом. Никаких обещаний я не давал, и все же…

Ты очарован, дружище.

Да. И это чудесно».

Он закрыл глаза и, задремав, уснул.

Орланда, проснувшись, тоже старалась не шевелиться, не желая будить его. Хотелось продлить наслаждение, его и свое. И нужно было время, чтобы подумать. Иногда так бывало в объятиях Горнта, но она понимала, что это не одно и то же и не будет никогда. Квиллана она всегда боялась, всегда была начеку, изо всех сил стараясь угодить, вспоминая, не забыла ли чего.

«Нет, – восторженно думала она, – сейчас было лучше, чем когда-либо с Квилланом, о, насколько это было лучше! Линк такой чистый, и от него не пахнет табаком. Чистый и чудесный. И я обещаю, клянусь Мадонной, что стану ему идеальной женой, самой лучшей из всех. Я буду использовать все: разум, руки, губы и тело, чтобы угодить ему, удовлетворить все его желания, и сделаю все, в чем он будет нуждаться. Все. Все, чему научил меня Квиллан, я буду делать для Линка. Даже то, что не очень нравится. Для Линка я буду делать это с удовольствием. Когда он подучится, мое тело и душа станут источником наслаждения, его и моего».

Она улыбнулась про себя, свернувшись в его объятиях.

«Приемы Линка, конечно, не идут ни в какое сравнение с тем, что умеет Квиллан, но недостаток мастерства с лихвой восполняет его сила и энергия. И нежность. Для меня его руки и губы просто волшебные. Никогда, никогда, никогда раньше такого не было».

«Заниматься любовью, Орланда, – это лишь полдела, – говаривал Горнт. – Ты можешь творить чудеса. В твоей власти наполнить мужчину неутолимым желанием, и тогда через тебя он поймет, что такое жизнь».

«Но чтобы достичь наивысшего наслаждения, нужно стремиться к нему и много работать.

О, я буду стремиться к нему для Линка. Клянусь Мадонной, я положу все: и разум, и сердце, и душу. Его гнев я обращу в покой. Разве мне не удавалось тысячу раз усмирять гнев Квиллана своей нежностью? Разве это не чудо – обладать такой властью, и о, это было так просто, когда я научилась, так удивительно просто, и замечательно, и приносило такое удовлетворение.

Я прочитаю все, что об этом написано, и всему научусь, и не стану разговаривать после „тучек и дождя“, а буду лишь ласкать – не для того, чтобы возбудить, а только для наслаждения, и никогда не попрошу: „Скажи, что любишь меня!“, а сама скажу: „Линк, я люблю тебя“. И задолго до того, как моя кожа утратит свежесть, у меня родятся сыновья, которыми он будет восторгаться, и дочери, которым он будет умиляться. А потом, задолго до того, как я уже не буду возбуждать в нем желание, я очень тщательно подберу ему другую женщину для наслаждения, недалекую, но с красивой грудью и тугим задом, и стану должным образом выказывать свою радость и кротость, и буду сочувствовать, если у него не получится, потому что он уже состарится и его мужская сила начнет иссякать, и контроль за деньгами будет в моих руках, и я стану нужна ему, как никогда. А когда надоест первая, я найду другую, и мы – ян и инь – проживем так наши жизни до самого конца, и инь всегда будет верховодить над ян!

Да. Я буду тайтай.

И однажды он предложит съездить в Португалию к моей дочери, и в первый раз я откажусь, и во второй, и в третий, а потом мы поедем – если у меня на руках будет наш сын. И тогда он увидит ее и полюбит ее тоже, и эта боль больше не будет мучить меня».

Орланда вздохнула. Ощущение было чудесное, тело словно невесомое, и он уютно уткнулся головой ей в грудь.

«Насколько восхитительнее заниматься любовью, никак не предохраняясь, – думала она. – Просто восторг. Какое это чудесное ощущение – чувствовать, как в тебе поднимается волна, знать, что ты молода, и можешь рожать, и готова отдать себя всецело, осознанно, молясь о ниспослании новой жизни, в которой его жизнь и твоя соединятся навеки. О да.

Да, но мудро ли ты поступила? А? Если он, скажем, оставит тебя? Единственный другой раз, когда ты сознательно дала себе свободу, был тот месяц с Квилланом. Но тогда на то было разрешение. Сейчас у тебя разрешения не было.

Что, если Линк оставит тебя? Может, он придет в ярость и велит избавиться от ребенка!

Он не велит, – сказала она себе в полной уверенности. – Линк не Квиллан. Беспокоиться не о чем. Не о чем. Мадонна, прошу, помоги! Помогите мне, все боги! Пусть взрастет семя его, о, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, молю вас всем сердцем!»