Читать книгу "Офицеры и джентльмены - Ивлин Во"

– Эй вы, – сказал он, – это вы пилотировали эту штуку?

Медленно приходя в себя, как после наркоза в кресле у дантиста, Йэн увидел, что «этой штукой» Ритчи-Хук назвал лежавший на брюхе самолет с оторванными шасси; фюзеляж машины частично погрузился в глубокую, прорытую им самим борозду, а нос самолета пылал ярким огнем; пламя тонкими струйками, как вино из горящей «Черепахи», ползло по фюзеляжу и хвосту. Йэн вспомнил, что он вылетел из Бари на самолете, направлявшемся в Югославию.

Теперь он понял наконец, что за мрачная фигура стоит перед ним, страшно сверкая в отблесках пламени своим единственным глазом.

– Это вы пилот? – настойчиво требовал ответа Ритчи-Хук. – Совершенно неграмотное пилотирование! Вы почему не смотрели, куда садитесь? – Потрясение, ошеломившее его спутников, мгновенно пробудило в Ритчи-Хуке новые силы. – Вы арестованы! – рявкнул он, заглушая шум пожара.

– Кого не хватает? – настойчиво спрашивал американский генерал.

Теперь Йэн увидел, как кто-то из стоявшей у самолета группы подбежал к «погребальному костру» и неторопливо проник внутрь фюзеляжа через спасательный люк.

– Этого еще не хватало, черт возьми! Что он делает, этот идиот? – крикнул Ритчи-Хук. – Вернитесь сейчас же! Вы арестованы!

Сознание Йэна стало еще яснее. Ему по-прежнему казалось, что все это он видит во сне, но в очень ярком и отчетливом сне.

– Похоже на крокетный матч из «Алисы в стране чудес», – услышал Йэн и сразу же понял, что это он сам сказал лейтенанту Пэдфилду.

– Это очень, очень храбрый поступок, – согласился лейтенант.

В проеме люка самолета появился тот же человек. Спрыгнув на землю, он вытащил за собой не бесчувственного пассажира, как сначала показалось, а объемистый цилиндрический тюк; пошатываясь, человек оттащил тюк подальше от горящего самолета и только потом начал кататься по траве.

– Брюки загорелись, сэр, – сказал Докинс. – Прошу разрешения снять их, сэр. – Не дожидаясь разрешения, он так и сделал: спустил брюки вниз, затем, не без труда отстегнув пряжки на щиколотках и лягнув ногами, сбросил с себя этот тлеющий предмет обмундирования. Оставшись в рубашке, куртке и ботинках, он принялся с любопытством рассматривать свои голые ноги. – Здорово поджарился, – заметил он.

– Еще кто-нибудь остался там, внутри? – спросил американский генерал.

– Да, сэр. По-моему, кто-то есть, сэр. Однако не похоже, чтобы они шевелились. Слишком жарко, чтобы остановиться и проверить, сэр. Мне надо было вытащить вещи генерала, сэр.

– Вы обожжены?

– Да, сэр. Думаю, что обожжен, сэр. Но я, кажется, не чувствую этого.

– Шок, – заметил генерал. – Почувствуете позднее.

Пламя теперь охватило и хвостовую часть самолета.

– Никому больше не заниматься спасением, – приказал генерал. Никто, однако, и не намеревался заниматься этим.

– Каким образом все мы выбрались оттуда? – спросил Йэн адъютанта.

– Это все генерал. Наш генерал Спейт. Ему удалось открыть оба люка прежде, чем кто-либо успел шевельнуться.

– Вот что значит техническая подготовка!

Джилпин громко жаловался на ожог пальцев, никто не обращал на него внимания. Небольшая группа людей вела себя вяло; слоняясь около горящего самолета, каждый, казалось, чувствовал себя под влиянием недавнего шока одиноким, изолированным от окружающих. Говорили одновременно все, что придет в голову, не слушая друг друга. Кто-то спросил:

– Интересно, черт возьми, где же мы находимся?

Ему никто не ответил.

– Вы в какой-нибудь мере ответственны за это нетерпимое проявление некомпетентности? – допытывался Ритчи-Хук у Йэна.

– Я офицер по связи с прессой, сэр.

– О, а я думал, вы пилот. Тогда можете считать себя освобожденным из-под ареста. Но в будущем соблюдайте осторожность. Со мной такая история случается второй раз. То же самое произошло однажды в Африке.

Два генерала стояли бок о бок.

– А ловко у вас это получилось, – признал Ритчи-Хук, – как вы распахнули дверь. А я замешкался. Вначале даже не сообразил, что происходит. Мог бы там и остаться.

Подошедший адъютант доложил генералу Спейту:

– Все члены экипажа самолета погибли.

– Ха! – воскликнул Ритчи-Хук. – Так им и надо, этим негодяям.

– И шесть человек из пассажиров. Боюсь, что среди них Снейфель.

– Очень жаль, очень жаль, – огорчился генерал Спейт, – такой замечательный парень.

– И французский офицер связи.

Слушать список потерь генерал Спейт не стал. С момента катастрофы, казалось, прошла целая вечность. Генерал посмотрел на часы.

– Восемь минут, – заметил он. – Скоро должен подойти кто-нибудь.

Оказалось, что самолет приземлился на пастбище. Позади самолета простиралось кукурузное поле. В пламени горевшей машины высокие стебли созревшей кукурузы отливали золотом. Стебли раздвинулись, и между ними показались первые из бегущих членов комиссии по приему, составленной из представителей аэродрома, партизан и английской миссии. Послышались приветствия и озабоченные расспросы. Йэн потерял интерес к происходящему. Он обнаружил, что непроизвольно зевает, и уселся на землю, уронив голову на колени. Тем временем трескотня взволнованных расспросов и переводимых ответов у него за спиной прекратилась.

Наступившая долгая пауза, длившаяся согласно часам две минуты, была прервана чьим-то вопросом:

– Вы ранены?

– По-моему, нет.

– Идти можете?

– Наверное, могу. Но предпочел бы посидеть здесь.

– Пойдемте, здесь недалеко.

Кто-то помог Йэну подняться. Он заметил, что это Гай, но нисколько не удивился. Он вспомнил: Гай был жителем этой незнакомой земли. Он что-то должен сказать Гаю. Неожиданно Йэн вспомнил, что именно.

– Прими мое сочувствие… Вирджиния… – пробормотал он.

– Благодарю. У тебя были с собой какие-нибудь вещи?

– Сгорели. Чертовски глупая это штука – все, что с нами произошло. Я никогда не доверял воздушным силам. У тех, кто принимал меня, должно быть, не все были дома.

– Ты уверен, что тебя не трахнуло по голове во время удара? – спросил Гай.

– Не совсем. По-моему, мне просто хочется спать.

Пострадавших осмотрел партизанский доктор. За исключением алебардиста Докинса, видимых повреждений ни у кого не оказалось; серьезного значения обожженным пальцам Джилпина доктор не придал. Докинс пострадал от наружных ожогов, вследствие чего его ноги и бедра покрылись огромными волдырями. Он с невозмутимым спокойствием прокалывал их.

– Странное дело, – рассуждал он, – вылей чайник кипятку на ногу – запляшешь как сумасшедший. А вот попади в кипящее масло, как язычник, – ничего не почувствуешь.