Читать книгу "Лабиринт призраков - Карлос Руис Сафон"

Мой взгляд потерялся в бесконечном пространстве, пронизанном волшебным светом. Я кивнул, и отец улыбнулся. Фермин подал мне стакан воды, внимательно наблюдая за мной.

– Сорванец знает правила? – спросил он.

– Я как раз собирался рассказать ему, – ответил отец.

Он подробно изложил мне правила и обязанности, которые полагалось выполнять неофитам, вступавшим в тайное братство хранителей Кладбища забытых книг. В том числе упомянул о привилегии выбрать себе одну книгу и взять ее под свое покровительство, пообещав беречь до конца дней.

Пока я слушал его наставления, у меня закралось подозрение, будто отец неспроста решил именно в то утро открыть мне тайну, поразив мой взор и рассудок изумительным видением. Вероятно, простодушный букинист пустил в ход свой последний аргумент, понадеявшись, что зрелище необъятного города, населенного сотнями тысяч забытых книг и сотнями тысяч утраченных жизней, мыслей и вселенных, обретет смысл пророчества, показав мне прообраз будущего, ожидающего меня, если я проявлю упорство, воображая, что однажды смогу зарабатывать на жизнь литературным творчеством. Если отец стремился именно к этой цели, то дивный мираж произвел на меня противоположное впечатление. Призвание, прежде являвшееся лишь детской мечтой, в то утро опалило мне душу. И никакие уговоры отца или другого человека не заставили бы меня отказаться от избранного пути.

По-моему, сама судьба побеспокоилась и сделала за меня выбор.

Совершив долгое путешествие по туннелям лабиринта, я выбрал книгу «Багряная мантия», роман из цикла «Город проклятых». Его написал некий Давид Мартин, автор, о котором я прежде не слышал. Пожалуй, можно утверждать, что сама книга выбрала меня своим хозяином. Стоило мне скользнуть взглядом по ее обложке, как тотчас появилась уверенность, что она уже дожидалась меня, будто зная, что тем ранним утром я приду за ней.

Когда я вышел из лабиринта, отец смертельно побледнел, увидев, какое произведение я несу в руках. Казалось, он готов хлопнуться в обморок.

– Где ты взял эту книгу? – воскликнул отец.

– На столе в одном из залов… Она стояла вертикально, словно кто-то специально хотел, чтобы ее нашли.

Фермин с отцом переглянулись с загадочным видом.

– Что-нибудь не так? – спросил я. – Может, выбрать другую?

Отец покачал головой.

– Судьба, – пробормотал Фермин.

Я улыбнулся. Именно так я и думал, толком не понимая почему.

* * *

До конца недели я пребывал в состоянии транса, зачитываясь приключениями, рассказанными Давидом Мартином. Я смаковал каждую сцену так, словно созерцал художественное полотно: чем пристальнее вглядывался в него, тем больше замечал тонких деталей и орнаментов смысла. Отец, в свою очередь, тоже витал высоко в облаках, хотя его переживания не имели никакой связи с литературой.

Подобно многим мужчинам, отец внезапно осознал, что пора молодости подходит к завершению, и мысленно упорно возвращался к событиям начала пути в поисках ответов на вопросы, которые не давались ему.

– Что происходит с папой? – спросил я у матери.

– Ничего. Он просто взрослеет.

– Разве в его возрасте еще взрослеют?

Мама снисходительно вздохнула:

– Мужчины все такие.

– Я быстро повзрослею, тебе не придется волноваться.

– Не надо торопиться, Хулиан. Пусть об этом позаботится сама жизнь.

Вернувшись из одного из своих загадочных путешествий в глубины подсознания, отец достал из почтового ящика бандероль, доставленную из Парижа. В посылке лежала книга «Туманный ангел». Любое упоминание ангелов и туманов неизбежно возбуждало мое любопытство, и я решил выяснить, в чем дело. Тем более от меня не ускользнуло выражение лица, появившееся у отца, когда он открыл пакет и увидел обложку. В результате проведенного расследования выяснилось, что речь идет о романе неизвестного мне Бориса Лорана. Позднее я узнал, что это был один из псевдонимов самого Хулиана Каракса. Посвящение, написанное на первой странице, исторгло слезы из глаз матери, обычно плакавшей редко. Оно же окончательно убедило отца, что судьба намеренно свела вместе всех героев нашей истории. Яснее он выразиться не пожелал. Я же чувствовал, что тема для него весьма деликатная и требует особого подхода.

Признаюсь, что больше всех, однако, был потрясен я сам. Отчего-то я воображал, будто Каракс умер в незапамятные времена, в исторический период, к какому относил все события, случившиеся до моего рождения. Я считал Каракса одним из сонма призраков прошлого, обитавшего в заколдованном дворце, звавшемся семейным преданием. Едва я понял, что ошибался и Каракс здравствует и поныне, окопавшись в Париже и сочиняя там романы, меня посетило озарение.

С трепетом перелистывая страницы «Туманного ангела», я вдруг сообразил, что́ нужно делать. Так родился план, позволивший исполнить веление судьбы, которая на сей раз сама пришла на дом. Именно он, мой план, через много лет привел к появлению на свет настоящей книги.

3

Жизнь летела со скоростью локомотива, оставляя позади иллюзии и открытия и по традиции не обращая особого внимания на нас, то есть тех, кто путешествовал, вскочив на подножку вагона. У меня было два детства: одно, абсолютно нормальное, если такое существует, проходило на глазах окружающих; второе, тоже весьма насыщенное, я прожил в воображении. У меня появились друзья, причем по большей части это были книги. В школе я скучал и, сидя за партой у отцов иезуитов, приобрел привычку (от которой не избавился до сих пор) часами витать в облаках. Мне повезло с хорошими преподавателями, проявившими большое терпение. Они смирились с фактом, что я всегда отличался от сверстников, и прекрасно понимали, что при этом я не держал в мыслях ничего дурного, с чем необходимо бороться. Мир полон странностей, и порой в нем появляются такие вот Хулианы Семпере.

Похоже, в школе я получил меньше знаний, чем за ее пределами, читая книги в стенах нашего магазина, самостоятельно посещая библиотеки или слушая лекции Фермина, у кого всегда имелась наготове оригинальная теория, совет или практическая рекомендация.

– В колледже говорят, что я странный, – однажды признался я Фермину.

– Ну и прекрасно. Беспокоиться надо начинать, если вас вдруг объявят нормальным.

К счастью или нет, но меня пока никто в этом не обвинял.

Пожалуй, мое отрочество представляет больше биографический интерес, поскольку я прожил существенную его часть, витая в эмпиреях. Бумажные мечты и амбициозные замыслы сделаться рыцарем пера, не пав на поле брани, набирали силу. Правда, мое рвение сдерживала порция реализма, приобретенного по мере того, как шло время и я понемногу разбирался, как устроен мир. Проделав часть пути, понял, что поддался несбыточным мечтам, но отказаться от них еще до начала сражения означало бесповоротно проиграть войну.

Я продолжал верить, что боги с Парнаса все же сжалятся надо мной и позволят освоить науку сочинения романов. А между тем я накапливал запасы первичной материи в ожидании дня, когда можно будет запустить собственную фабрику грез и кошмаров. Плохо ли, хорошо ли, но с завидным постоянством я по крупицам собирал факты, проливавшие свет на историю моей семьи, многочисленные секреты и тысячу сюжетных нитей, составлявших основу маленькой вселенной Семпере, созданного в воображении мира, названного мною «Сагой о Кладбище забытых книг».