Читать книгу "Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - Алексей Меняйлов"

В.: Ты, наверное, об этом думал.

П.: Может, я и думал, потому как юноша в период гиперсексуальности, в 18 лет, всегда об этом думает… Но ведь ко времени этой «первой любви» у меня уже два года была любовница. Которая, хотя и оскорбляла меня тем, что не была достаточно красивой, но…

В.: Как это глупо: красивая — не красивая!..

П.: Глупо — не глупо, а так было. Я рассказываю, как было на самом деле.

В.: А ты никогда не думал, что ты ей, этой Куценко, мог нравиться?

П.: Нравиться? Да что ты! Она толстая, лицо широкое, эпилептоидный тип — солдатский. А ведь действительно: она же эпилептоидка! То есть, конституционально как раз и относится к тому психотипу, который наиболее успешно реализует себя именно в иерархиях. Осталась на кафедре… Уж если захотят подавлять — то сделают это законченней других психотипов. Смотри-ка, всё сходится!

В.: Это для тебя невозможно, потому что толстая. А ей — всё равно нравился. Хотя она могла ничего и не предпринимать, понимая, что — невозможно.

П.: Ирка?.. Она?.. Хотя чего только в жизни не бывает! Ведь, в сущности, Куценко — классическая дочка офицера! Мой контингент. Ну и дела!.. Я же недаром чувствовал, что надо поработать… С тобой. Но ты представь, какая несправедливость! Лежишь, допустим, с очередной женой в постели, делать надо то, что она от тебя ожидает, а сам в это время о другой думаешь! И думаешь, что та — это любовь! Та самая, воспетая поэтами, неудавшаяся первая любовь! А соединиться с ней не можешь, потому что говорить с ней не о чем, да и вообще общего нет ничего! И мучиться чуть ли не всю жизнь! Восемнадцать лет! А ведь сколькие так же живут! Во всяком случае, разговоришься с кем по душам, так оказывается — чуть ли не каждый второй!

В.: Ужасно.

П.: Хорошо ещё, что этой «первой любовью» ты не первая занималась. Однажды лечил я одну психологиню, в сумасшедшем доме работает, и как-то в разговоре то ли она мне подсказала, то ли я сам догадался, что выбор объекта этой «первой любви» был произведён помимо моей не только воли, а вообще помимо меня! Правда, мы шли путём логическим, но тем более — логическое осознание от боли не освобождает… Так я после этого с той психологиней вообще не мог общаться. Ты представь себе: без малого восемнадцать лет мучиться с разными жёнами, думать при этом о другой, не в силах чего-либо в своих чувствах изменить — что тут может гордость подсказать? Вот, дескать, какое загадочное и прекрасное это чувство — любовь, что так сильно переживаю. А раз так сильно переживаю и мучаюсь, то каков я, и насколько прекрасно моё сердце! Глубо-о-окая натура! А тут какая-то психологиня отнимает такую игрушку самовосхищения! Выбор, видишь ли, не моей волей и помимо меня! Поневоле возненавидишь! Мы с той психологиней ещё встречались, в одну компанию пару раз были приглашены, но я ей так и сказал: «Конечно, путь к самоосознанию, следовательно, к свободе — это прекрасно, но не могу! Прости меня!»

В.: Так и не помирился?

П.: Нет. Так я и говорю: хорошо, что это упражнение для гордости я пережёвывал до тебя. А не то бы поссорились с тобой. Хотя… Что вообще люди о себе могут знать?..

В.: Что-нибудь ещё хочешь сказать?

П.: А что тут можно сказать?.. Разве что… А может, эта вторая слева — и есть та самая главная из подавляющих?! Та царица, восточное божество, которое мелькнуло, когда мне было восемнадцать лет? Помнишь? Мы тогда вокруг её головы позолоту обдирали.

В.: Помню. Как ты скажешь, надо выяснять: она это или не она?

П.: Нет, не надо. Всё ясно. Она.

В.: В таком случае, это воздействие, которое она оказала на тебя, — в каком оно виде? Что это?

П.: А его уже нет. То ли оно исчезло от рассмотрения ситуации, то ли когда раньше — не знаю.

В.: Продолжим сегодня работу? Хочешь?

П.: Хочу… Только…

В.: Что — только?

П.: Только я думаю… Та «первая любовь»… Ведь я однажды в Ленкином альбоме свои фотографии нашёл. А она засмеялась смущённо, как будто поймали за руку, и говорит: «Только не гордись, пожалуйста!» Опять-таки, домой приглашала… А может… А может, она тоже в том коридоре получила самую сильную в своей жизни травму?!..

Глава пятьдесят первая
Золотая рыбка

… В: Разве надо — глаза открывать? Нет? Тогда закрой… А всё потому, что ты мне сопротивляешься! Я так устаю от этого… Твоё сопротивление обессиливает меня.

П.: Ох уж эти женщины! Сопротивляться им — ни-ни! А что, я тебе во всех ситуациях сопротивляюсь?

В.: Не во всех.

П.: Да я и сам чувствую, что сопротивляюсь. И даже догадываюсь когда. Когда невроз нейтральный, от наших с тобой взаимоотношений абстрагированный предельно, — я не сопротивляюсь. А когда реализация невроза хотя бы отчасти с тобой связана, начинаю сопротивляться. Больно. Но теперь начинаю понимать, что моё при этом напряжение вовсе не из-за тебя, не из-за твоих свойств как личности. Это какая-то неадекватность… Во мне. Сам в себе поначалу ревностью называл. Но с каждым выброшенным куском металла прихожу к выводу, что это не ревность. Да и вообще, похоже, в понятие «ревность» вкладывают множество смыслов.

В.: Хорошо. С чем у тебя ассоциируется твоё мне ложное сопротивление? Какой это предмет?

П.: Э… Весы! Вижу весы.

В.: Какие?

П.: Обыкновенные. Весы, как на старинных гравюрах. Две чашечки на коромысле.

В.: Вот как? И что же там, на чашечке? Нет, прежде скажи мне, какая из них перевешивает?

П.: Левая. Та, что от меня слева.

В.: Так. А что на ней?

П.: Гиря.

В.: Какая?

П.: Обыкновенная такая гиря. Стандартная магазинная. Железная. Цилиндрическая.

В.: Понятно… Железная, говоришь?.. Так… А что на другой чашечке?

П.: Стеклянный сосуд. Напоминает по форме старинную чернильницу. Сосуд из закопчённого стекла. Стекло тонкое и могло бы быть очень прозрачным.

В.: А что там внутри?

П.: На дне — чернила. Высохшие.

В.: Высохшие?.. Так… А скажи, которая из чашечек должна перевешивать?

П.: Конечно, со стеклянным сосудом! Кстати, у него и размер с чернильницу. Но вот если бы эту «чернильницу» сделать побольше… И воды налить… Нет. Надо прежде что-то сделать с гирей.

В.: Хорошо. А какой внутренний смысл этой гири?

П.: А в ней… в ней — удивительно! — золотая рыбка!

В.: Золотая рыбка? Действительно, удивительно.

П.: И ты знаешь, очень такая хорошая, красивая и здоровая золотая рыбка.

В.: Здоровая?

П.: Да. Ведь обычно заглянешь в какой-нибудь аквариум с золотой рыбкой — непременно она там с каким-нибудь изъяном. А эта совершенно здоровая… Красивая такая! Прямо удовольствие смотреть.