Читать книгу "Золотой ключ, или Похождения Буратины - Михаил Харитонов"

Арле не стал церемониться, решив, что с правами собственности он разберётся как-нибудь потом. Сначала он хотел просто обтрясти куст, потом передумал и стал снимать самые крупные и спелые сигары. Пьеро, табачным курением увлекавшийся умеренно, нашёл грядочку ароматных сигарилл с мятой и набрал их полную пазуху. Потом пощипал заросли нюхательного табака, сняв бутоны с вишнёвой отдушкой, чем и ограничился.

Снеся добычу на подводу, Арле и Пьеро решили всё-таки вернуться, заглянуть в домик и разузнать, что с хозяевами. Во всяком случае, так озвучил свои намерения Арлекин. Хотя вероятнее было то, что он рассчитывал что-нибудь стырить.

При ближайшем рассмотрении домик оказался именно что домиком – маленьким, аккуратно побеленным. На крыше серебрилась решётка тесла-приёмника. Видимо, тут случались зацепления.

Низенькая дверь была открыта и вела в сени или прихожую, пропахшую табаком и сухими травами. Там ничего не было, кроме очень широкой лежанки с двумя подушками, окаменевшими от времени, да расписного ночного горшка изумительной красоты. Арлекин попытался его было открыть, да не вышло: крышка буквально прикипела.

Пока педрилка возился, Пьеро открыл следующую дверь, миновал тамбур и оказался на кухоньке – тоже очень маленькой, квадратов на пять, на шесть. Посуды не было. Посередине стола одиноко стояла морозилка хаттифначьего производства. Открыв её, он с удивлением обнаружил там початую, но почти полную бутылку водки, всю в изморози. Похоже, тесла-зацепление было совсем недавно и аккумулятор успел напитаться.

Следующая дверь была заперта изнутри. Однако первый же тычок показал, что косяки стоят неровно и к тому же рассохлись, так что дверь удалось выбить с двух ударов. Пьеро вошёл – и от неожиданности стал столбом, треснувшись головой о притолоку и получив горсть трухи за шиворот.

Перед ним была большая комната с деревянным полом. Окна были закрыты ставнями, но через них пробивался солнечный свет. В косом луче его поблёскивал желтоватой костью двухголовый скелет, удобно расположившийся на продавленном диванчике. У ног его валялись две стеклянные стопки, обе целёхонькие.

Скелет был чистым, без единого кусочка плоти. Кто постарался, тоже было понятно: в левой глазнице правого черепа стоял, как часовой, большой крылатый муравей и хозяйски пошевеливал усиками.

Пахло старым деревом, муравьями и совсем чуть-чуть – сладковатым ароматом тлена.

Оторвавшись от зрелища, Пьеро позвал Арлекина, и они пошли открывать ставни. Те оказались запертыми на замки. Арлекин не обинуясь сбил их какой-то железкой. Её же он прихватил с собой – на случай, если придётся открывать что-нибудь ещё.

Так и вышло. В комнате со скелетом они обнаружили задвинутый в угол шкафчик, тоже запертый. Взломав его, приятели убедились, что на нижних полках образовалось муравьиное гнездо. На верхней лежал обтрёпанный бювар. В нём лежал листок бумаги, исписанный крупным неряшливым почерком.

«Пачетайти не пабрезгуйти», – морщась от слишком яркого света, разбирал Пьеро кривые каракули.

«Мы сичас гуляли в Лесу и обо всем так хорошо так падробно Пиреговорили. Сего дня исполняим скончание жизни своей. А там как Доч расудит.

Кличут нас Джо-Джим Грегорюк. Но это не настаящая фомилия, а пародила нас старая гнелая калуша. Наверно из за ниё мы родились двууголовым. По Правде нас бы сразу забить. Но закащице нашей и Хазяйке поняше Кулистикавой стало любапытно чиво из нас вырастет. И оддала нас в воспитание помещице Кутычихе штоб дорастить нас до сознатильности. Кутычиха нас кормила и била не сильно. Четать писать научила хотя Неочинь. А кучер ейный крысюк Селиван научил нас Вафлизму и сифонить Верзоху. И стал он у нас первенький дролечка. Мы тогда страсть поругались первый раз патамушта Джо палюбил Селивана и Джим ишо более таво. И тада первый раз хатели Убить друг друга из за Селивана. Но дролечка неверный Селиван нас обоих бедьненких бросил заради белой аслицы и мы Памирилися.

Кулистикова здохла наперстяночки наелася. Кутычиха нас выгнала. Джо палюбил жирепца Сирафима и он тожа дролечка стал наш. Мы жыли при канюшне и харашо было. Сирафим сифонил нам Верзоху и па-разнаму Любил. А Джо любил его а Джим не любил и у нас опять война вышла.

Патом Джим палюбил пидабира атца Паисия Халерика а Джо ни палюбил. Тада мы опять хотели Убить друг друга из за атца Паисия. Но атец Паисий любил тока Дочку Матерь и Вафлю нидавал свою. И мы апять Памирилися.

Патом Джим палюбил ящирочку Шерешерочку и жил с ней а Джо брезговал. Баба Всё таки. Но мы ни стали сцорица изза Бабы.

У ящирочки были деньги она Купила домик вот этот и поле. Мы тут по хозяиству табак разводили. Хорошо жили даже эликтраплету купили и Марозилку. Шерешерочка разьелася и стала Толстая. Штобы пахудеть

стала многа курить и Здохла. Оказыца ей нельзя было стока курить арганизм не принемал. А мы адни остались здеся жить.

Никто нас ни трогал но сама сабой преклучилась Бида. Джо палюбил Джима а Джим палюбил Джо. Но мы не можем вафлить патамушта не датягивамси. Ни верзоху сифонить потому что у Нас одна попа на двоих и ту не достать. Очень мы от этой любови страдаим и Больше так жить не можим. Многа в жызне тёмного без веры без надежды вроде дролечка рядом а в Попе пусто. Пальцым кавыряца что ли. Да развеж это любовь?

И в подполе муравеи завелись совсем Жития от них нет. Хорошо ишо табак не едят но нас Кусают ночью шо жуть. Мы их тровили ядом но безполезна. Савсем замучели муравеи.

И теперь мы с жизинью Простились. Может Дочка Матерь нас разоединит чтоб мы соиеденились навечна и стали Дролечками. А муравеев у Дочи в Лоне нету патамушта Она их до себя не Дапускаит.

В смерте нашей просим никово Нивинить. Мебель и пасуду раздали соседам пущай Пользуюца. В кухне оставили бутылку Вотки для сибя вдруг не хватет. Бутылку ни трогаити. Если чиво у нас в подпале самагону пално Ево бирите естли ишо не взял кто. Ещё мыло домашнее нимнога Осталось. Но его муравеи наверно сьели.

Джо-Джим Грегорюк.

Чесла Непомним месица Тоже не было».

– Дай почитать, – Арлекин отнял у него листок, проглядел и сразу полез в подпол. Там действительно нашлись четыре бутылки с мутной жидкостью. Он запихнул их в мешок и туда же положил водку из морозильника. Чтить чью-то волю, особенно волю покойника, он не собирался.

Минут через пятнадцать оба сидели в телеге, перед каждым лежал кусок освежёванной пигалицы. Пьеро сел на самый край и разлил холодную водку по стопкам.

– Ну, – сказал Арле, – помянем мужика. – Хоть и дурак он был и писал безграмотно, а всё-таки наш. Пидарас.

– Жизнь торопил, но чувствовать умел, – добавил Пьеро, нюхая стопку. Ничем вроде не пахло, но ему что-то не нравилось, неприятное щемящее чувство в основании позвоночника не отпускало.

– Ну, Дочь ему Матерью, – закончил Арлекин, которому хотелось побыстрее холодной водки и покурить. Не дожидаясь Пьеро, он опрокинул стопарь и зажевал пигалицей.