Читать книгу "Конец сюжетов - Людмила Улицкая"

— Талмуд говорит, что надо служить Господу, а не людям! Господу!

Включила подсос, машина сразу завелась — ласточка! — и Женя рванула, выстрелив в Хаву выхлопным газом.

Хава с красивой грустной улыбкой смотрела ей вслед.

4

Непоздним вечером Женя сладострастно вычеркивала отработанные пункты. Все в конце концов успела. Особенно приятно было, что подарок для берлинской подруги удался: молодая портниха, колясочная инвалидка, к которой она успела-таки заехать, сшила на руках чудесную курточку из разноцветных лоскутов, и довольны были обе — и Женя, и получившая довольно приличные деньги портниха. Остались какие-то необязательные анализы, которая Женя вполне успеет сделать после возвращения… И чемодан сложен, и ужин семейный уже был позади — Кирилл перед телевизором читал чью-то диссертацию и фыркал время от времени то ли на диктора, то ли на диссертанта. Гришка сидел у компьютера.

Природа, не терпящая пустоты, подтолкнула Женю к плите. Хотя продукты и были закуплены, но готовить мужики не любили, и Женя принялась за стряпню.

И засуну в морозильник, — решила она.

Все было на этот раз отлично организовано: весь издательский груз собран и упакован, все документы оформлены. Помощник — молодец мальчишка! — привезет коробку прямо в Шереметьево, к самолету.

Еда была еще теплая, и в морозильник ставить было ее рано.

Пожалуй, еще успею принять ванну… Она включила воду, и толстая струя ударила об эмалированное дно. Гриша отключился от Интернета, и сразу же зазвонил телефон.

Надо сделать этот чертов шнур, — вспомнила Женя. Звонила Лиля. Она всхлипывала.

— Лилечка! Что случилось? — встревожилась Женя. Это в прежнее время Лиля умела бурно хохотать и горько плакать — после болезни она только тихо улыбалась.

— Можно я тебе пожалуюсь? Только я пожалуюсь, а ты сразу же забудешь, потому что я сама понимаю, что глупость, но очень обидно…

Женя не знала, что там произошло, но кто мог обидеть — вопроса не возникало…

— Ну, что там они?

Лиля посапывала, шмыгала носом.

— Съели… Представляешь, открываю холодильник, а баночек твоих — ни одной. Большой арбуз засунут, пополам разрезанный. Я к ним в комнату иду, а у них гости. Молодые люди, Ирочкин этот противный и Маришин теперешний, программист… Ирка вышла, спрашивает, что тебе надо, а я говорю, где мои кабачки, а она говорит — гости съели. А я говорю, с чего это гости, а она говорит — праздник… Я удивилась, спрашиваю, какой это праздник, а она смеется так… противно смеется… Отвела меня в мою комнату, тычет пальцем в твой календарь и говорит: видишь, праздник? Иом-Киппур! Ничего не оставили — ни кабачков, ни свеклы… Знаешь, как обидно…

— Да ладно тебе, Лилька! Глупо на них обижаться. Они же маленькие — вырастут, поумнеют… Ты сама их избаловала, сама так воспитала, так что терпи… И потом, у тебя инструмент есть — помолись, Лилечка. Ты же умеешь… — а в висках у Жени стучало от ярости. Почти так же, как днем, когда Галя-Хава учила ее жить. Даже сильнее.

— Не унывай, Лилька! Лучше скажи, что тебе из Германии привезти?..

Положила трубку. Отложила часть теплой еще еды в пластмассовые коробки. Сложила в сумку. Оделась и крикнула Кириллу:

— Кирюш, я на часик отъеду! К Лильке!

— Женя! Ты говоришь, как новые русские: что значит «отъеду»?

Но она уже не слышала, неслась по лестнице, пытаясь унять злость. О, с каким наслаждением она сейчас бы им врезала обеим, по их смазливым мизерным мордашкам…

Открыла Ириша. Обрадовалась. Из детской раздавались умеренные визги, накурено было как в кабаке.

— А мама говорила, вы уехали, — взмахнула мощными ресницами Ириша.

— Завтра уезжаю. Я тут маме кое-что привезла. У нее вроде все кончилось.

— Ириша! — позвала Ириша сестру, и Женя поняла, что опять она их перепутала. Странное у них было сходство: когда они были вместе, сразу было видно, кто — кто, а порознь — никак не угадаешь.

Появилась настоящая Ириша. Она была подвыпившая, хохотала, показывая яркие зубы, сделанные природой не хуже искусственных:

— Ой, умираю! Мамуська настучала!

Женя, сгорая на костре ненависти, мрачно вытаскивала свои теплые коробочки.

— Теть Жень, да вы что? Я же пошутила! Ничего мы не брали из вашей еды! Просто из холодильника вынули, чтоб арбуз охладить! Я баночки ваши на подоконник поставила! А мама просто невыносимая стала — ей надо во все заглянуть, во все нос сунуть, все подсмотреть, что у нас происходит.

Вторая, Мариша, подтвердила:

— Мы же взрослые. У нас своя жизнь. А она все нас воспитывает и воспитывает…

Приоткрылась Лилина дверь: она высунула в щель голову, как черепаха высовывается из панциря, готовая немедленно убраться восвояси:

— Ой, Женечка! Ты приехала! Прости меня, идиотку! Девочки праздник справляют. Простите меня, девочки! Я ведь не знала, что Иом-Киппур…

Женя стояла со своими кабачками дура дурой. Но зато стало вдруг дико смешно. Она захохотала звонким девчачьим смехом:

— Да ну вас всех к чертям!

Лилечка быстренько перекрестила воздух — она боялась таких упоминаний.

— Глупые вы девочки! Да в Иом-Киппур — строгий пост, без еды, без воды! — объяснила Женя, как будто она знала про этот еврейский Иом-Киппур всю жизнь, а не сегодня утром услышала…

Лилечка шла к ней, придерживаясь за стенку, потому что красивую палку оставила возле кровати:

— Женечка! Спасибо, что приехала! Ну, Господь с тобой!

…Кирилл уже спал, когда Женя пробралась в спальню. Настроение у нее было прекрасное. Она все более чем успела. Девочки были, конечно, сучки, но могли быть и хуже. Женя взглянула на будильник — было без четверти двенадцать. Поставила на половину шестого — рейс был ранний. И тут раздался телефонный звонок. Это была Хава.

— Женечка, ты прости, если я тебя обидела. Но я не могу тебе этого не сказать, это очень важно. Талмуд говорит, что когда человек делает для других, чтобы им было хорошо, а самому ему плохо, то это неправильно… Человеку должно быть хорошо… Ты неправильно живешь… Человеку должно быть хорошо!

Она говорила серьезно и от души. А Женя улыбалась, представляла себе ее резное лицо, пожалуй, одно из самых красивых женских лиц… А сложена как… Дура прямоугольная!

— Хава! А с чего ты взяла, что мне плохо? Мне хорошо. Мне отлично! Слушай, а чего Талмуд говорит насчет того, когда ты мне деньги отдашь?

Хава молчала: они были знакомы целую жизнь. И были десятки, и четвертаки, и сотни, которые она брала в долг и не отдавала, и теперь она прикидывала, что же имеет в виду Женя.

— Что ты имеешь в виду?

— Тридцать два доллара на книги по Священному Писанию, — быстро ответила Женя. — А что же еще?