Читать книгу "Рубеж - Марина и Сергей Дяченко"

Как-никак они живут не в истории, а в мифе.

Гоголевский мир незаметно переходит в шевченковский. Жуткие воспоминания Юдки о гибели семьи полностью понять можно только «на фоне» поэмы «Гайдамаки», где эпическая поэтизация насилия спорит с цивилизованным, гуманным взглядом на события. Трудно не заметить в романе своего рода дискуссию с Шевченко, но, разумеется, «украинско-еврейские» главы «Рубежа» к ней не сводятся. Для авторов важно выйти за пределы национального и социального – и найти общечеловеческое. Чумак Гринь, храбрый козак Логин, мститель Юдка не укладываются в национально-литературные стереотипы. Именно потому, что они люди, а людей нельзя ни объяснить, ни понять с помощью ярлычков, даже освященных традицией.

Более того: XX век осознал, что человек принципиально не замкнут, в каждый момент времени он не равен самому себе. Поиск Другого в современной культуре не случаен: формула Вячеслава Иванова «Ты еси» передает острое стремление выйти за пределы своего одиночества, – «Я», замкнутого на себе самом. Не случайно бахтинское противопоставление бесплодного диалога типа «Человек у зеркала» – подлинному общению, которое, как и вс» в этом мире, никогда не может быть завершено.

«Рубеж» – постмодернистский роман конца века (в конце нашего века других романов и не бывает). И главной его темой – в моем восприятии – является осознание героями единства, сплоченности, связи всех людей и существ, которые населяют разделенные миры. Вернее, один Мир. Осознание единства, несмотря на социальные, этнические, религиозные и даже метафизические рубежи.

Невыносимо трудно для Гриня признать в «чортовом ублюдке» – брата. Невозможно для ангелов, Существ Служения, понять, зачем был сотворен человек. Рубежный Малах должен утратить свою целостность, стать «глупым, глупым каф-Малахом», чтобы понять, что такое любовь и утрата.

Человек способен на подвиг и подлость – судьба Гриня тому примером. Человек – это не только и не столько то, чем он является сейчас или станет в будущем. Человек – это еще и тот, кем он мог бы стать. И вот – в Рио и Юдке, в обоих Заклятых, «свернулся калачиком горелый хлопчик», Заступник, тот, кто видит мир во всем многоцветье. Но освободить этих мальчиков, позволить им вырасти в Воина и Мудреца могут только сами Рио и Юдка, переступив через запрет, по сути – переступив через себя. Герои должны совершить то, что для них абсолютно невозможно, немыслимо: Рио и Юдка разрушают заклятье, каф-Малах меняет местами внешнее и внутреннее, обретает свободу в ограничении, Гринь искупает предательство, сотник продает свою душу ведьмачу ради дочери, Ярина обратится в Ирину – Несущую Мир. «Почему они способны меняться, входя в запертые на три засова сокровищницы, куда им раньше вход навеки заказан был?!» – изумляется каф-Малах.

Потому что – люди.

А для людей Рубежи – не более чем «пленочки».

В отличие от этики, космогония «Рубежа» куда более экзотична и прихотлива. Будучи честными людьми, авторы перечислили свои первоисточники в прологе – а если быть точным, то в прологах (толкования мудрецов Мишны и великая книга «Зогар», что значит «Сияние», а для сведущих – «Опасное Сияние»). Я не берусь судить о том, насколько верно в романе воспроизведено каббалистическое учение и не преображено ли оно еще более радикально, чем гоголевская мифология.

Видимо, причин, по которым авторы обратились к Каббале, несколько. Иудейская мистика была необходима, потому что именно через ее призму видит мир Иегуда бен-Иосиф, Консул. Каббала более чем экзотична для большинства читателей, несмотря на появившиеся в последнее время переводы и популяризации. Корень ее – в ветхозаветных книгах, но в то же время она не совпадает с ортодоксальными иудейской и христианской традициями. Отсюда – возможность игры в совпадение-несовпадение. Противоречащий – но не дьявол; Спаситель – но не Христос; Б-г, Который «укрылся от ангелов и от сынов человеческих».

Это может показаться кощунством (а в определенной мере им и является), такой подход провоцирует на спор, на несогласие. Но в защиту «Рубежа» станет почтенная традиция. Прологи на небесах, на земле, под небесами, вне неба и земли напоминают о «Прологе на небе» в гётевском «Фаусте» и «Прологе в высших сферах» из «Иосифа и его братьев» Томаса Манна (тем более что у Манна речь идет о том же – об отношениях людей и ангелов).

Играть с такими темами – да и вообще притрагиваться к ним – опасно. К чести авторов романа, они пошли на риск сознательно. А чего достигли, переступив этот рубеж, – решать читателю.

Рубежи и границы, или Если будут со мной друзья мои…

Часть этих стихотворений была лично прислана нам их авторами после выхода книги (или части новелл из этой книги) в свет. Другие стихи были случайно обнаружены на просторах Интернета. Именно поэтому, ибо не всегда удается связаться с автором напрямую, одни поэты выступают под реальными именами, другие – под псевдонимами. Мы же испытывая к авторам стихов глубокую благодарность и не зная иного способа отблагодарить их за удивительное созвучие сердец, искренне хотели бы опубликовать эти строки в качестве послесловия к книге.

В конце концов, можно ли найти лучшие слова?

Дмитрий Громов и Олег Ладыженский (Г. Л. ОЛДИ)

Через рубеж

Ангел ли снится

с тонким мечом —

сталь затупится,

став палачом.

Что-то случится —

ты ни при чем?

Бледный и строгий

сын высоты…

Пыль на дороге,

чьи-то следы.

Кто-то убогий —

это не ты?

Не отступиться,

выхода нет.

Не пробудиться

тысячу лет.

Может, приснится

новый рассвет?

Вика (Москва)

…снова обманут

явь и мечты,

Снова на камне

вспыхнут цветы.

…Милый мой ангел,

Я – это ты?!

Олди (в ответ)

РУБЕЖ

I

Сизые листья кончаются ветром.

Сизые листья на кончиках веток.

Ветер течет, собираясь извивами.

Вирами, ивами, ливнями сивыми.

Копыта с топотом,

Рокотом, ропотом,

Цокают по полю.

Толку-то, проку-то…

Льется луна – полосы льна.

Ветра цена – волосы в снах:

Мои – в твоих прядях спутанных —

Пальцы зверьками испуганными.

Звезд пересвист.

Слез перехлест.

На березе клест

Растопырил хвост.

Глаз глубина – жарче вина,

Светлее душа – темнее цена…

Тонкие травы склоняются истово.

Ветер кончается сизыми листьями.

II

Ковыльный излом. Пепел травы.

Забытая правда заведомой сказки.

Немного тепла. Глоток синевы.