Читать книгу "Очерки по истории русской церковной смуты - Анатолий Краснов-Левитин"

не хотим идти вместе с ними из гордости и потому отмежевываемся от тихоновской и синодальной церкви. Но подлинная народная церковь требует, чтобы мы дали народу богослужение на его родном языке. И вот СЦВ дает то, что требуют от него миряне. А за удовлетворение этих требований его называют сектантом. Мы сливаемся с народом в одно и стремимся выполнить его требования. А раз мы все заодно, то верующие будут там, где единение и любовь. Мало нас очень, правда, в настоящее время, и именно поэтому от духовенства требуется, чтобы оно было таким, каким оно было в первые два века христианства. Там церкви были бедные, потому что не было денег, не было драгоценных сосудов, — да это и не нужно, были бы пастыри добродетельные, которые сияли бы красотой веры и любви христианской и распространяли бы веру во всей окружающей среде. Вера Христова распространилась сперва по всей земле, и ничто в то время не называлось своим. Все было общее. И вот в настоящее время от нас требуют, чтобы и были пастырями, какими были пастыри первых веков, ибо в настоящее время можно встретить блестящую обстановку храма, подобные солнцу сосуды, митры, но встретить пастыря, увы! не золотого. От нас требуют, чтобы мы стали золотыми. Это нам очень трудно. Но нам говорят миряне: если вы не захотите трудиться над собою, то мы не пойдем за вами, мы уйдем в сектантство, и вы будете за нас отвечать. Боязнь этого сознания заставляет вас пойти на все, принять насмешки, укоры, но мы, надеясь на Христа, уповая на Его помощь, идеи, идем, несмотря на то, что нас ругают люди, в которых нет любви ко Христу, но которые именуют себя членами церкви православной. Мои единомышленники Ефремовского уезда Тульской губернии просили меня, чтобы я провозгласил Первому Всероссийскому Съезду многая лета». (Поют «многая лета».)

Реплика епископа Антонина:

«В Евангелии рассказывается, как Господь узнал внутренний мир Нафанаила, высказал ему, что он видел его под смоковницей. И это Господне указание в душе Нафанаила вызвало порыв восторга. Вчера ко мне «утру глубоку», в 7 часов, явился сей иерей и привез мне от себя и от единомышленников своих чувство великого упования нам, СЦВ. Приезжал он затем, чтобы ухватиться за наш якорь, и я усмотрел в этом Господнее одобрение для нашего слабого начинания. Я с радостью принял его в общение. Он меня утешил тем, что, по возвращении отсюда, его благовест-ническое и дело, и слово внесут большую отраду в смущенные души и сердца, которые не находят себе в старой Церкви одобрения, духовного питания и услаждения. Он сказал, что там, месяца через два, создается большое и сильное возрожденческое движение. Преосвященный Василий приехал с тремя крестьянами из своей деревни, уполномоченными, и вчера один из них, встретивши меня на улице в первый раз, поздоровался и сказал: «Ах, нашего преосвященного замучили диспуты». Там, куда направляется острие критики, пастырь должен быть прежде всего. В районе епископа Василия действует и бывший член «Живой церкви» и СОДАЦа, живший в часовне Спасителя и творивший там пьяные безобразия, сложивший сан Григорий Колоколов. Преосвященный Василий и ходит за нцм по пятам, и его побивает. И души верующих, как мотыльки на огонь, тянутся к нему, чувствуя опору в нем. Так и отец Алексей Аргамаков тоже пламенеет к миссионерскому труду, чувствуя, что в этом главный подвиг, главная заслуга и труд в данное время. И он говорит мне с прискорбием, что когда он обратился в так называемый обновленческий Синод с просьбой поддержать это направление и использовать с пользой его силу, то ему ответили: «Это нам не нужно». Таким образом, в Синоде отмахиваются от миссионеров, и только мы берем на себя эту тяжесть — поддержку, выяснение истины и дать опору верующим сердцам и ищущим пытливым умам»[67].

За спиной о. Алексея Аргамакова стоят еще несколько священников. Один из них лично мне известен по моей деятельности в Туле, и я очень тронут тем, что оттуда потянулись к нашему свету и потянулись именно иереи, которые в большинстве случаев чуждаются нашего Союза… Я от души приветствую бодрых и смелых пастырей, идущих вместе с о. Алексеем к нам. Ему, как предводителю, провозгласим «многия лета».

Николай Васильевич Байков:

«Позвольте мне приветствовать вас от имени Московской общины. Община Московская особенно остро, больно переживала все нестроения церковные и горячо верила, чтоб наступило время, когда все неправды церковные должны быть размежеваны, устранены. Мы пережили и то время, когда на нашего дорогого вождя, честного архипастыря Антонина за его проповедь истинного учения Христова была направлена ненависть и вражда, окружающая нас со всех сторон. Мы знаем, что если это было лет семь назад, нашу маленькую сплоченную семью послали бы в Архангельск, Сибирь и т. д. Мы верим, что этот Всероссийский съезд действительно найдет возможность уврачевать наши церковные раны, откроет пути к истинному учению Христа и истинным служителям Христа, а не тем, которые на коленях ползают за этими мантилиями. Нашему вождю великому, сильному и смелому, в обстановке вражды и ненависти, окружающей его, ведущему борьбу за истинное учение Христа, многая лета». (Пение «многая лета».)

Епископ Антонин:

«Только что говоривший принадлежит к самым энергичным работникам нашего религиозного объединения и представляет собой такого живчика, который толкает нас на решительные шаги. Его энергии надо приписать то расширение Союза Церковного Возрождения, которое мы имеем в Москве. Мы ценим его энергию, и потому нашему брату Николаю «многая Лета», (Поют «многая лета».)

Иван Васильевич Паутин:

«Я осмеливаюсь сказать приветствие и несколько слов членам Союза Церковного Возрождения, собравшимся здесь сегодня, нашему Первому Всероссийскому Съезду. Я, маленький работник этого церковного объединения, я осмеливаюсь сказать это слово потому, что я встретился с нашим уважаемым вождем епископом Антонином, когда наш Союз был только в мечтах у него, а мы шли под лозунгом «Живой Церкви». И тогда в его душе возник план самостоятельного объединения, и в прошлом году в августе я был одним из тех, которые в этом храме организовали Союз. Я очень рад, что могу это говорить, но у меня есть горькое чувство в душе — это то, что сегодня здесь с нами не участвует Москва, моя любимая Москва. Мне больно, что наша передовая Москва не почувствовала Бога, Исходящего из этих стен.