Читать книгу "Испытание на прочность - Алексей Ильин"

— Угу, — Гай сделал крупный глоток так, чтобы говорившему было его отчетливо слышно.

— Ладно, ладно, я отстал. Расслабляйся!

Координатор оборвал связь, а Гай даже не успел проанализировать услышанное, как в дверь позвонили. Рейдер отправился открывать, гадая, кто там — доставка из ресторана или курьер с покупками женщин.

Его женщин.

* * *

Лето и Нари проснулись около полудня, с полчаса повалялись, а потом неспешно поднялись. Лето потянулся было к вчерашним шмоткам (здорово же вышло!).

Нари вчера заставила его переодеться в нарядное. Сама нацепила белую футболку и синюю юбку с белыми полосами по подолу, а в волосы вплела синюю ленту. Лето же заставила нацепить светлые джинсы, голубую футболку, а поверх — сине-голубую рубашку в крупную клетку. Он посопротивлялся, конечно, но больше из упрямства, а потом, стоя перед зеркалом, искренне признал: вместе они смотрятся отпадно. Ну а потом выяснилось, что Нари угадала цвета, в которых вышла Ли Янь! И это сделало их такими крутыми, что народ на улицах посматривал с уважением. Хорошо погуляли!

Но сегодня вредная девчонка, увидев, что друг тянется к вчерашней одежде, строго покачала у него перед носом указательным пальцем, мол, ни-ни! Сегодня так выделываться будет уже неприкольно.

Так что оделись без пафоса и отправились в центр.

На улицах было непривычно пусто, народ после Праздника еще отсыпался. Было так тихо, что иногда в переулках слышалось эхо шагов. Тем удивительней было, когда на перекрестке их окликнул Три Гвоздя — один из качиновских парней. Он дежурил на другой стороне улицы, которая вела в центр, чтобы тормозил всех, кто туда направлялся.

— Хой! Дальше лучше не идти.

— Хой! — ответил Лето, Нари же просто помахала. — А че такое?

— Да вчерашнюю точку, которая посередине стояла, какие-то мудилы из центра отжать решили.

— Чего? — не поверил своим ушам Лето. — У тех наемников? Это кто так сильно ебанулся?

— Да не, — Три Гвоздя досадливо поморщился. — Не у них. Качино сегодня решил их не нанимать, наших назначил, а они проспали. Вот центровые и стали первыми. Туда еще одна наша бригада пошла, сейчас их выпихнем, но может жарко быть.

Лето вопросительно глянул на Нари, та скорчила гримаску, демонстрируя полное нежелание лезть в чужой замес, да еще и бесплатно.

— Подождем или пойдем в обход?

В ответ подруга показала два пальца — второй вариант.

Не вопрос, отправились. И, разумеется, слегка заблудились, чуть не вышли к стоянке кролей, хорошо еще, вовремя узнали место и свернули в сторону. Там было опасненько, если залетные центровые дрогнут и оставят площадь, где вчера стоял Поролон с парнями, то выбегут аккурат сюда. Поэтому двум подросткам пришлось забрать правее и по серым руинам двинуться в противоположную сторону. Они успели отойти не так уж далеко, когда их вынесло в короткий тупик, который упирался в высокую, чудом сохранившуюся стену…

У Лето перехватило дыхание.

Со стены на него смотрела мать. Он уж и забыл, как она выглядит, то есть выглядела до того, как ушла в Вонючую Дыру, где окончательно сторчалась и спилась. Но это точно была она! Та она, какой могла бы остаться, если б вконец не опустилась. Мальчик судорожно втянул носом воздух, моргнул и, наконец, понял, что полутень переулка после яркого солнечного дня сыграла с ним злую штуку. Да еще прошедший накануне ливень залил стену, а она неравномерно высохла под ветром, из-за чего изображение казалось слегка зыбким.

На ровной бетонной поверхности была нарисована, конечно, вовсе не мамашка Лето, а…

Он жадно разглядывал граффити, пытался осмыслить увиденное.

На ровной, идеальной, будто натянутая баннерная ткань, стене неизвестный художник изобразил… кого? Мальчик терялся, хотя точно знал ответ. ОБА ответа.

На зрителя сверху вниз смотрела Микаэла Куин. Фортуна Мать Их. И от одного этого осознания колючий мороз пробегал по рукам, ногам, щекам и спине смотрящего, ставил волоски на теле дыбом.

Микаэла Куин с легкой полуулыбкой взирала на мальчика, и в ее глазах… в ее глазах было столько… Он не знал подходящего слова. Любви? Нежности? Понимания? Терпения? Смирения? В общем, это был такой взгляд, что захотелось сесть и зажмуриться, потому что в привычном для Лето безжалостном мире никто ни на кого так не смотрел. Именно поэтому Лето не мог понять старую кролиху… или вечно молодую Суку? Нет, все-таки кролиху. Старую кролиху, смотрящую из-за Грани.

В руках док держала свой старинный чемоданчик, в котором всегда носила лекарства и медицинские штуки, а перед ней стояли Слепая и Дурная. Но… это были не они! Потому что Слепая с лицом Покахонас задорно и без злости усмехалась, закинув грозную снайперку на плечо! А Дурная, которой оказалась Эсмеральда, стояла, кокетливо показывая из-под пышной юбки носок туфельки. Правую руку цыганка выставила вперед, в ней она держала разложенные веером карты, которые были обращены к зрителю не рубашками, а лицом. И картинки показывали… роял-флэш. Эсмеральда же подмигивала.

А еще за спинами этих новых непривычных Трех… (или не Трех? ведь в них впервые не виделось ни насмешки, ни угрозы) угадывались силуэты остальных кролей. То были зыбкие тени, узнаваемые, но лишенные ярких подробностей: боевая команда, готовая не нападать, а… защищать.

Лето оцепенел, совершенно раздавленный увиденным. Эта картина никак не укладывалась в сознании. Сердце у мальчика кувыркалось где-то в районе живота — горячее и пульсирующее.

— Мама… — негромко сказал кто-то рядом незнакомым, полным сомнения голосом. — Мама…

Лето дернулся и увидел, что Нари стоит, ошеломленно всматриваясь в граффити. Мальчик лихорадочно огляделся по сторонам, но никого не увидел. Тупик был пуст.

— Нари? — он обошел ее по кругу и развернул к себе. — Нари?

Ее глаза были широко распахнуты:

— Там… мама…

— Нари? — Лето вцепился в ее плечи, ему было все равно: мама там, не мама. — НАРИ?! Нари, ты говоришь!

Мальчик тряс подругу, а у той из глаз постепенно уходило потрясение, вызванное увиденным.

— Нари, скажи еще что-нибудь! Скажи! — кричал Лето, испугавшись, что ему показалось.

— Я… пить хочу, — беспомощно ответила подружка и вдруг разревелась.

Никогда прежде Лето не видел, чтобы она плакала. И никогда прежде ему самому не хотелось заплакать так сильно. Он обнимал ее, прижимал к себе, стоя под любящим взглядом женщины, которая однажды что-то шепнула Нари на перекрестке. Обнимал, целовал и повторял:

— Говори, говори…

— Я пить хочу, — ревела Нари. — А мы не взяли воду…

А он понимал, что плачет она, конечно, не из-за воды, и не от жажды, и даже не из-за старой кролихи. Она плачет по той же самой причине, по которой у него минуту назад вздыбливались по всему телу волоски. Она плачет, потому что Духи Улицы вдруг оказались способными на сострадание и жалость. А может быть, даже на любовь.