Читать книгу "Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс"

Словом, пусть внешние вызовы 1990-х годов породили спрос на концепцию «больше Европы», но они еще не привели к реальному соучастию европейских народов в сфере безопасности или управления экономикой. Европейская общественность – понимая ее как целое – тоже пока не «созрела» для таких действий. Выборы в Европейский парламент в 1999 году прошли совершенно незаметно.[1487] Европейская «публичная сфера» едва ли существовала, что уж говорить о широком общеевропейском обсуждении вопросов безопасности. Редкие дискуссии велись разве что среди элиты и опирались на слабую информированность, локальные интересы и «местечковые» устремления. Уже появлялись первые признаки будущих проблем, особенно в отношении расширения НАТО. Колоссальный «прирост» 1990-х годов и запланированные шаги в новом десятилетии угрожали возникновением «двухуровневого» альянса, в котором странам Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы гарантировалось меньше безопасности, чем «ядерным» западноевропейским государствам. Никаких ядерных или обычных сил альянса не находилось к востоку от бывшей Федеративной Республики Германии и пока не велось никакого активного военного планирования по защите нового периметра. Более того, «поглощение» большей части бывшей Советской империи автоматически сделало оставшиеся государства-преемники, такие как Беларусь и Украина, более уязвимыми: Москва теперь больше беспокоилась, что окажется следующей в очереди на вступление в НАТО, нежели пыталась загнать своих западных соседей в альянс, к которому они уже присоединились, запугивая их бряцанием оружия.[1488] Логика происходящего, если коротко, сводилась к тому, что расширение НАТО на восток должно продолжаться бесконечно, пока альянс не выйдет к границам России и не примет последнюю в свои ряды.

Именно этого, конечно, и опасался Кремль. В текущем десятилетии российские стратеги все больше и больше тревожились из-за «окружения» страны – Китай на востоке, исламский фундаментализм в Афганистане и Центральной Азии, Иране и на Кавказе (особенно в Чечне) на юге, НАТО на западе. Российские интеллектуалы все чаще вспоминали Хэлфорда Макиндера и его теорию «хартленда», полагая, что Запад стремится доминировать над евразийским «Мировым островом» и тем самым жаждет подчинить себе весь мир. Когда НАТО проигнорировал резолюцию Совета Безопасности ООН – где Россия постоянно подчеркивала свое право на вето – по Косово и оставил без внимания возражения Москвы, эти опасения возросли. Что помешает Североатлантическому альянсу, задавались вопросом в Кремле, применить новую концепцию «гуманитарной интервенции» или «международного сообщества» в Чечне и даже в самой России?

Внутренние последствия войны в Косово и внешнеполитической ситуации в целом в Европе и по другую сторону Атлантики значительно различались. На всеобщих выборах в США в ноябре 2000 года внешняя политика не привлекала особого внимания, но после десяти лет стратегического партийного сотрудничества наметилось четкое расхождение во взглядах кандидатов: демократ и бывший вице-президент Альберт Гор был убежденным сторонником военной операции в Боснии и вызвался руководить клинтоновской политикой вмешательства, а победивший в итоге республиканец Джордж Буш-младший, напротив, был категорически против американского участия в «национальном строительстве» и надеялся, что Соединенные Штаты станут «вести себя скромнее». Аналогично, Косово практически никак не сказалось на убедительной победе Тони Блэра в июне 2001 года, хотя было очевидно, что его приверженность тактике гуманитарных интервенций пользуется широкой поддержкой населения. В России, с другой стороны, война в Косово и неумолимое приближение НАТО привели к смене правительства. Всего через два месяца после окончания военных действий в августе 1999 года уставший Ельцин назначил своим преемником малоизвестного обществу Владимира Путина. Новый президент ранее служил сотрудником разведки в Германии, и крах советской власти в 1989 году произвел на него сильное впечатление. Его ценили как эксперта по немецким делам, он хорошо говорил по-немецки и был убежден в геополитической значимости Берлина.[1489] В конце марта 2000 года Путин выиграл президентские выборы, набрав более 50 процентов голосов, и обошелся без второго тура – при помощи «административного ресурса», то есть посредством манипуляций со стороны служб безопасности и местных органов власти. Его послание было предельно ясным: он обещал искоренить коррупцию, остановить приближение НАТО, попытаться расколоть альянс через контакты с немцами и французами, успокоить Чечню и снова сделать Россию великой державой.[1490]

В следующем десятилетии новое российское правительство приступило к масштабным внутренним преобразованиям, чтобы сделать государство более эффективным на международной арене. Перераспределение полномочий внутри элиты привело к крену власти в сторону силовиков, иначе говоря, сотрудников служб безопасности, МВД и ФСБ (преемницы КГБ). Страна перешла к «суверенной демократии»; эта концепция мало связана с участием масс в политической жизни, зато обеспечивает сохранение целостности государства. Иностранные корпорации лишили контроля над природными ресурсами; местным «олигархам» недвусмысленно указали на необходимость считаться с законодательством, причем некоторые подверглись гонениям и даже оказались в тюремном заключении. В более общем плане государство вновь национализировало (или перевело в свое прямое управление) ключевые внутренние сектора экономики, связанные с внешней политикой: транспорт, телекоммуникации, финансы и, конечно же, оборонную промышленность. Отчасти это было ответом на расползавшийся из Чечни внутренний исламистский терроризм, который использовали как предлог сворачивания гражданских свобод и фактического восстановления цензуры в СМИ; многих видных журналистов, критиковавших Кремль, постигла загадочная смерть. Что еще важнее, Москва искала способы защититься от западных манипуляций с демократическими «цветными» революциями, которые привели к свержению Милошевича и охватили многих соседей России. Основной целью Путина, однако, было восстановить российское могущество, особенно с учетом риторики и действий Вашингтона, и снова заставить весь мир уважать русский народ.

Рано утром 11 сентября 2001 года боевики «Аль-Каиды» захватили четыре американских пассажирских самолета и использовали их в качестве «живых ракет» против башен-близнецов Всемирного торгового центра и Пентагона. Все эти люди были выходцами с Ближнего Востока, в основном из Саудовской Аравии, а саму операцию задумал Усама бен Ладен, глава «Аль-Каиды», руководивший ее ходом из Афганистана. Это была атака не просто на символы политической, военной и экономической мощи США, но на весь западный мир. Президент Буш объявил о «глобальной войне с терроризмом». Премьер-министр Тони Блэр немедленно пообещал США полную поддержку со стороны Великобритании; немецкий канцлер Герхард Шредер заявил о «всемерной солидарности» с народом Соединенных Штатов; французская газета «Ле Монд» даже написала, что «все мы сейчас стали американцами». НАТО назвал атаку «Аль-Каиды» нападением на территорию альянса и потому в соответствии со статьей 5 своей хартии призвал государства-члены к коллективной обороне. В Берлине министр обороны заявил, что Германию нужно «защищать в Гиндукуше», и приказал отправить войска в Афганистан. «Этот вклад, – утверждал канцлер Шредер, – позволит объединенной и суверенной Германии должным образом отреагировать на рост ее обязательств».[1491] Геополитики Ближнего Востока, радикального исламизма, Афганистана и Европы наконец-то столкнулись на общем поле боя. Процесс радикализации, который начался с поражения мусульман под стенами Вены в 1683 году и который поощрял Вашингтон в 1980-х годах во имя защиты Центральной Европы от советского влияния, привел к логичному исходу.