Читать книгу "Штрафбат смертников. За НЕправое дело - Расс Шнайдер"

Шрадер, один за другим, надрезал воротники нижних рубашек. Острие штыка было довольно острым, однако делать это осторожно получалось с трудом. Плоская часть лезвия то и дело стукалась о кость, и Фрайтаг негромко охал. В конце концов, терпение Шрадера лопнуло, и он одним рывком оторвал воротник.

— Ну, все, теперь ты, главное, сиди спокойно.

Фрайтаг жадно хватал ртом воздух. Он как можно сильнее зажмурился. По щекам его, словно градины, катились слезы, катились, оставляя после себя новые влажные полосы между старыми, что уже успели просохнуть.

— Черт, ну и ну! Вот это картинка!

Фрайтаг повернул голову в надежде увидеть, что там такое, однако разве собственное плечо толком разглядишь? Продолжая лить слезы, он приподнял подбородок и тупо уставился в чернеющие деревья.

— Ну, как, удовлетворил свое любопытство? — спросил он у Шрадера.

Тот пощупал раздувшееся, красно–фиолетовое плечо. Кожа была натянута поверх раздробленной кости, словно палатка. Здесь явно не обошлось без инфекции, однако как далеко она зашла, сказать было трудно. Шрадер попытался нащупать под кожей гной, вздутия, жидкость, для чего нажал чуть сильнее, а сам тем временем следил за реакцией Фрайтага — вскрикнет тот или нет. Фрайтаг же еще сильнее зажмурился, однако не издал ни звука. Затем снова открыл глаза и сквозь завесу слез вновь уставился в лесную чащу. Дышал он ровно, но сипло.

— Ну, хорошо, смотрю, ты у меня парень твердый. Кажется, я это тебе уже говорил.

— Точно, — согласился Фрайтаг, согласился равнодушным шепотом, по–прежнему тупо глядя в пространство.

Шрадер смотрел на белую кожу грудной клетки, как та то вздымается, то опадает, на белый живот, который тоже то вздымался, то опадал, после чего вернул полы рубашек на место. Затем он потянулся, чтобы помочь Фрайтагу вновь засунуть больную руку в перевязь, застегнуть на нем гимнастерку и шинель, но Фрайтаг попросил на минуту оставить его в покое и не трогать.

Тогда Шрадер взял штык и вытащил полу своей собственной нижней рубашки, отрезал от нее лоскут и положил его Фрайтагу на ногу. Он сказал парню, что у того инфекция, и когда они дойдут до своих, то первым делом покажет его врачу. Все так же тупо глядя перед собой, Фрайтаг кивнул.

Шрадер подумал, что парень таращится в никуда, что этот отрешенный взгляд помогал ему сохранять спокойствие, пока он сам делал ему больно — мял, щупал, давил. Машинально он пробежал пальцами вдоль лезвия штыка, разглядывая, думая про себя свои думы и вместе с тем ни о чем не думая. Затем он засунул штык обратно в ножны и встал, чтобы размяться. Впрочем, стоило ему подняться на ноги, как тотчас дали о себе знать муки голода.

«Черт, на что это он там уставился?» — подумал Шрадер. Он обвел взглядом крошечную, занесенную снегом прогалину, их временное пристанище.

Оказалось, на солнце. Шрадер снова сел и тоже уставился на солнце, так же тупо и бессмысленно, как и Фрайтаг.

Солнце клонилось к горизонту, но до настоящего заката было еще далеко. Небо еще не успело порозоветь, а лишь сделалось более синим. Солнце же оставалось все тем же ослепительно–белым диском, что и в полдень. Тем не менее оно показалось им обоим гораздо ближе, как будто опускалось не за край земли, а всего лишь за верхушки деревьев, не более чем в нескольких сотнях метров от них. Оно, словно живое существо, медленно катилось на покой в постель из еловых веток.

Фрайтаг тупо наблюдал за дневным светилом, словно был погружен в транс. Как странно, думал он, оказывается, можно смотреть прямо на заходящий солнечный диск, и при этом глазам даже не больно. Сумрак леса словно отфильтровывал слепящую яркость, оставляя лишь свет — свет, лишенный, как ни парадоксально, своего основного качества. Было тихо. Где–то в верхушках елей негромко стонал ветер, однако своим близким присутствием солнце словно погружало все вокруг в оцепенение. Фрайтаг смотрел на мир сквозь слезы, которые по–прежнему застилали ему глаза, отчего казалось, будто он наблюдает за солнцем откуда–то из–под воды. Правда, какое–то время спустя он энергично заморгал, чтобы стряхнуть их с ресниц, и тогда стал видеть лучше, хотя по–прежнему мог смотреть прямо в солнечный диск, и при этом глазам даже не было больно. Солнце повисло между ветвями деревьев, словно живое существо. Казалось, оно хочет что–то ему сказать, хотя он и знал, что это ему лишь так кажется. Тем более что уши его ничего не слышали. В голове его тоже было тихо. Однако впечатление было именно такое.

Шрадеру постепенно начинало казаться то же самое. Солнце садилось за стеной зимнего леса. Верхушки елей напоминали копья, но виднелись здесь и голые лиственные деревья, то там, то здесь. Промежутки между их голыми стволами были заметно шире, чем между хвойными, и Шрадер смог сосредоточить взгляд на солнце. Казалось, оно садится прямо на соседнюю поляну или на замерзшее озеро в нескольких сотнях метров от них. Нет, конечно, сам он в это не верил, но иллюзия была столь убедительной, что он на всякий случай решил пойти и проверить. Вдруг в той стороне лес кончается и за ним снова начинается белая пустыня. А это значит… Если бы только Фрайтагу хотя бы чуть–чуть стало легче. Тогда можно было, немного отдохнув, снова двинуться в путь и идти всю ночь, не боясь заблудиться. А за ночь бы они преодолели равнину, потому что в дневное время это делать опасно. Так что лучше пойти проверить.

Он так и сказал Фрайтагу.

Тот был гораздо спокойнее, чем час назад, и не стал возражать, что Шрадер на какое–то время оставит его одного.

— Там ничего нет, Шрадер, — сказал он, хотя и не в пику товарищу, потому что у него возникла такая же самая иллюзия, которая, если задуматься, была не чем иным, как проявлением владевшей ими тревоги, неотступного желания убедиться, что их лесным странствиям вскоре настанет конец.

— Я скоро вернусь, — сказал Шрадер. — Не волнуйся, я никуда не денусь. Пойду гляну и вернусь по своим же следам назад.

— Давай, — ответил Фрайтаг без особого восторга. Неожиданно у него разболелась голова. Он замигал и поспешил отвернуться, глядя куда–то в темнеющий снег рядом с собой. Шрадер уже поднялся на ноги и стоял, зажав в одной руке автомат. Мгновение, и он зашагал прочь. Фрайтаг проводил его взглядом. Шрадер все удалялся, чем–то напоминая фигуру актера, который, сыграв эпизод, уходит со сцены.

Фрайтаг ощутил, как в груди у него словно выросла гигантская волна, и почему–то тотчас ссутулился и поник. Механическим движением он взял с ноги лоскут, сложил его и положил себе на плечо. Немного подвигал туда–сюда, после чего слегка похлопал, чтобы расправить. Одной рукой он осторожно натянул поверх него китель, который так же аккуратно расправил, чтобы нигде ничего не давило. После чего застегнул пуговицу под горлом, правда, уже обеими руками. Впрочем, пальцы его замерзли и почти онемели, и такая простая вещь, как продеть пуговицу в петлю, далась ему с великим трудом. Он уже долгое время не замечал холода — разве что только в легких. Более того, его почти весь день прошибал горячий пот. И вот теперь среди вечерних теней неожиданно он ощутил холод. Ощущение было такое, будто он с головы до ног покрылся коркой льда. Беспомощно перебирая пальцами медные пуговицы, Фрайтаг выругался. Затем снова натянул на плечо шинель, подтянул под самое горло отвороты воротника и сел, нахохлившись, посреди сугробов.