Читать книгу "Качели - Сергей Кургинян"

Теперь непонятно, где граждане. Где они? Ау! Нет ответа.

Вы хотите спросить меня, в чем общий знаменатель? Он — в колоссальном упрощении дискуссии. А ведь «положение обязывает». Обязывает обсуждать, показывать глубину собственного понимания, громить автора статьи с позиций этой набранной глубины (или высоты полета). Но все, что происходит, по сути происходит с позиции «снизу».

Интересно, конечно, и то, кто участвует и кто не участвует в обсуждении. Молчание ничуть не менее репрезентативно, нежели высказывание. И, наконец, репрезентативна динамика. А также лингвистика и семантика. К ним и перехожу.

В аналитике информационной войны очень важно осуществить то, что структуралисты называют соединением синхрона и диахрона. Мы уже разобрались с синхроном. То есть с классификацией всех высказываний по их типу и способу осваивания той или иной событийности. Но эти высказывания развивались не просто органическим образом вместе с событийностью. Конечно же, такое развитие преобладало. И вновь мы можем назвать его собственным или органическим. Но нас-то интересует не это развитие как таковое, а какие-то слабые отклонения от такой нормы. Есть ли они?

Глава 3. От мониторинга к моделированию

В чем для меня, как системщика, парадокс анализируемой информационной кампании?

Нормальное реагирование на любое воздействие состоит в том, что в окрестности воздействия (в нашем случае — статьи В.Черкесова) находится максимум реакций. Может быть, этот максимум чуть-чуть сдвинут от самого события. Статьи надо написать, ситуацию надо осмыслить. Но в любом случае сначала событие, затем максимум реакции. А потом затухание. Нельзя десять лет обсуждать статью Черкесова, правда ведь? Появятся другие события, на них тоже надо реагировать.

Есть так называемые естественные осцилляции. Ну, например, журналы выходят не сразу. А для того, чтобы написать большую журнальную статью, нужно больше времени. Возникают побочные экстремумы (пики активности). И кривая откликов тогда выглядит так (рис. 76).

Рис. 76

Еще одно осложняющее обстоятельство связано с новыми событиями.

Например, сначала арестовали Бульбова (событие № 1).

Потом Черкесов написал статью (событие № 2).

Потом Путин откликнулся (событие № 3).

Потом был создан ГАК (событие № 4).

То есть некий актор-протагонист оказался понижен, а потом повышен.

Игровая драма и закон симметрии требуют, чтобы и актор-антагонист оказался и понижен, и повышен. По этому поводу никакой открытой информации нет. Но с теоретической точки зрения, это не только высоко вероятно, но, по сути, необходимо.

Столь же необходимо, чтобы событию № 1 в драме предшествовало антисобытие, а антисобытию — анти-антисобытие. Это и есть «игровые качели». Не было бы их — вся игровая рефлексия на крупные, но очень прозаические сюжеты, оказалась бы в каком-то смысле избыточной. Но аналитическая интуиция подсказывает, что есть и фигуры баланса, и бесконечные анти-анти-… антисобытия. То есть, что есть Игра.

Чья? Какая? Для ответа на такой вопрос аналитических реконструкций мало. Тут нужно уже именно моделирование. Им и займемся.

Для начала установим, что общая кривая информационных реакций — это сумма нескольких кривых. Для каждой из которых ее главный экстремум находится рядом с очередным событием. В зависимости от остроты события каждый новый экстремум может быть большим или меньшим.

Но чего же не может быть? Того, чтобы одни и те же люди обсуждали одну и ту же тему в одних и тех же словах с возрастающей накаленностью без особых на то причин. Одна и та же тема — это статья Черкесова. Можно и даже должно с новым накалом обсуждать новое событие — отклик Путина или создание ГАКа. Но нельзя жевать одну и ту же статью одними и теми же зубами пять раз подряд с растущей яростностью — без особых на то причин.

То есть вот такое развитие откликов является естественным (рис. 76).

А вот такое является неестественным (рис. 77).

Рис. 77

Когда исследуешь шлейф крупного события, ты должен выделить естественную периодичность (газеты, журналы, книги), потом выделить периодичность, связанную с мультипликацией событий (статья В.Черкесова, реакция В.Путина и т. д.). А потом следить за поведением каждой отдельной «спектральной линии». Например, ситуационных откликов на одно и то же событие — статью Черкесова, образ «крюка». Если отклики нарастают без видимой причины, то это — «плохая информационная кампания». Иначе не бывает. Не может Латынина пережевывать бесконечно одну и ту же тему с нарастающей интенсивностью в одних и тех же словах с апелляцией к одному и тому же образу. Ей это скучно и не нужно. Публике это скучно и не нужно.

Это бывает нужно, если какой-то пиарщик решает, что Черкесов «собрал информационные дивиденды», и это надо гасить. Но это же надо еще уметь гасить и хотеть гасить. А те, кому сказано «гасить», и не умеют, и не хотят. Точнее, с ними никто не работает. Их не «заряжают». Кампанию не разрабатывают. И тогда каждый очередной раскрут кампании сам собой начинает работать на Черкесова. То есть на его информационный капитал.

Я не говорю о капитале политическом или коммуникационном. Я пока анализирую только информационную логику. И ничего не утверждаю. Перечисляю и графики прилагаю. А приложив, начинаю рассуждать.

Начну с элементарного (рис. 78).

Рис. 78

Когда говорится следующее: «Все гады, логика их гадская, помыслы их гадские, мир их — гадюшник!» — то спорить не о чем. Это позиция.

Но дальше-то начинается другое. Возникает желание узнать, как устроен их «гадский» мир. Снимут или не снимут Черкесова… Ходил он или не ходил показывать статью к Путину… И так далее.

На черный квадрат накладывается сетка журналистской «гадологии» (рис. 79).

Рис. 79

В рамках «гадологии» нужно описывать происходящее. Кто из гадов кого укусил, как укусил, когда укусил…

Первый дефект такого описания заключается в том, что если ты так ненавидишь гадов, то ты в них ничего не поймешь. Зоолог, занятый змеями, начинает безумно любить змей и тогда их понимать. А если просто ненавидишь, то возникает карикатура. И нулевая компетентность. То, что говорится по вопросам, требующим компетентности, просто смешно.