Читать книгу "Наречённая - Лэйя Райн"

— Помогите! — вырвался из горла скорее стон, нежели крик.

Меня никто не слышал. Страх накрыл с головой, когда я поняла, что ноги стали заплетаться, а пальцы рук — коченеть. Я обошла дом, спотыкаясь и падая, вцепилась в другую ограду, подёргав створку. Заперто.

А потом за спиной послышался скрип снега, ещё далёкий. Дыхание совсем исчезло из груди, меня парализовало от страха. Я дёрнулась, чтобы бежать, но безнадёжно рухнула на колени, сдирая их и ладони о ледяной настил, вцепилась в ивовый плетень, чтобы подняться. И не успела толком ничего рассмотреть, как сверху на меня упали тяжёлая шуба и накидка с платьями.

— Одевайся, — приказал исга́р.

Тяжёлый взгляд чёрных, как дёготь, глаз придавил меня к земле. Хотелось плакать, просто разрыдаться от обиды и отчаяния, от того, что у меня нет никакого выбора, кроме подчинения ему. Жалость к себе передавило горло, я всхлипнула и тут же зло одёрнула себя. Не сметь! Судорожно вдохнула, стылый воздух прилил к лёгким. Ничего, я потерплю, это просто нужно пережить, Истана, просто пережить! Делать так, как велит он. Всего лишь на время нужно слушать его, подальше затолкнуть свою гордость, ведь я хочу жить. Жить ради сестры, Вояны. Я громко вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, когда жгучая, как острое лезвие, плеть полоснула мне ноги.

— Поторапливайся, — смял в кулаке хлыст исга́р.

Я сглотнула, боль обожгла запоздало. Из глаз всё же брызнули слёзы, застывая на холодных щеках. Сжав зубы, судорожно натянув рубаху, не сразу попадая в рукава, надела и платье. Чулки и нижние штаны натянуть на себя удалось с трудом. Я не чувствовала пальцев ног, стоять самостоятельно не могла. Маар смотрел на меня равнодушно.

Я же его убила, вонзила нож в сердце, он не мог выжить?! Да и не он это был. Но кто же тогда, почему так похожи? Может, брат? Если так, то всё сходится. Но кем бы он ни оказался, Маар ван Ремарт был таким же беспощадным выродком, я убедилась в этом окончательно. Знает ли он о том, что я убила его родственника? Если бы знал, то прикончил бы сразу же.

— Садись, — последовал очередной сухой приказ, когда я с горем пополам накинула плащ поверх сюртука, всё ещё не чувствуя тепла. Смертельный холод продолжал выламывать все кости из тела, раздирая мышцы.

Я вскарабкалась на лошадь, что Маар привёл за собой в поводу, окоченевшими пальцами вцепилась в узду.

— Я вижу, что знахарка тебе не нужна, раз твой маленький язычок способен выплёскивать яд. Не думай, что я об этом забуду.

Хотелось крикнуть во всё горло, чтобы он сдох, но я сдержала себя, давясь холодным воздухом. Чёрные глаза в полумраке сверкнули, обжигая своим демоническим холодом. Как я могла стерпеть его ещё тогда, на постоялом дворе, когда он вынудил меня касаться его и пробовать на вкус? К горлу подкатила тошнота. Маар дёрнул поводья, направляя жеребца вперёд, давая понять, чтобы я следовала за ним немедленно. Но от каждого движения животного подо мной по телу разносилась такая боль, что в глазах темнело. Между бёдер ещё жгло, ощущение вторжения не покидало меня, тянуло низ живота.

Мы покидали место ночлега быстро, под покровом ночи. До утра неизвестно сколько ещё времени, но ван Ремарт явно спешил, подгоняя плетью скакуна, и мне приходилось непросто, чтобы успевать за ним. Видимо, он послал своих людей вперёд, а сам задержался, выжидая, пока я приду в себя, а может быть, чтобы сильнее помучить меня, будто мало ему было того. Зачем? Зачем я ему стала нужна, он же получил своё, зачем тащит за собой?!

Как это ни прискорбно, отвратительно гнусно, но мне не к кому было податься. На Сожи напали твари, порождения Бездны, растерзав всех до единого — тех, кого я знала в детстве, теперь не осталось в живых. Да и родной дом, что остался без хозяев, за девять лет если не развалился, то бесхозным не остался. Родители, а точнее, отец лежит в земле, он пожертвовал собой ради двух дочерей. Он трудился на износ, чтобы прокормить нас, защитить, скрыть нашу сущность от посягательств, пока не слёг от простуды. Он умер от жара. Тогда всё бремя взяла на себя Вояна — старшая сестра, рискуя собой, показываясь на людях. Отец не просто так нас скрывал и жил едва ли не отшельником. Красота Вояны привлекала всех мужчин в округе, ей приходилось очень несладко, только другого пути заработать какие-то деньги молодой девушке, кроме как идти в услужение на постоялый двор, и не виделось. Я часто заставала её по ночам всю в слезах, но Вояна упорно их скрывала от меня, как и синяки, оставленные грубыми руками гостей. Опьянённые притягательностью девушки, даже порой не замечая краски, которую она намеренно накладывала на лицо, скрывая гладкость и белизну своей кожи, её домогались. Только рыбий жир, источающей зловоние, которым она натирала своё тело, спасал от грубых посягательств. До тех пор, пока не появился этот ублюдок, который взял её прямо на кухне, а потом убил…

Я гнала лошадь, не упуская из виду спину исга́ра, покрытую плащом с мехами на плечах, вспоминая всё то, что было погребено под забвением, не чувствуя ни своего истерзанного тела, ни того, что меня окружает заснеженный, угрожающий лютой опасностью лес. Как же так вышло, что теперь я пленница того, кто сгубил Вояну? Пусть, может быть, и не истинного убийцы, а похожего на него? Который теперь хочет убить и меня, только, видимо, более изощрённым способом. И вообще, как могло случиться так, что я, ассару, попала в руки демона, исга́ра? Я прикусила губы, жалея, что не знаю ничего о Мааре ван Ремарте, кроме того, что он верный шакал короля, страж излома Ледяной Бездны. Жалею, что девять лет назад на моём пути попалась эта ведьма, которая наложила на меня забвение, заковав душу в другом теле, в другом мире. Для чего? Зачем она меня спасла? Чтобы отдать на съедение волку? Вся прошлая жизнь как сон, как морок, и я в нём как игрушка, механическая, почти безжизненная — жить и не помнить, не знать, кто я есть на самом деле, что где-то осталась запечатанная прахом времени моя жизнь, моё тело, закованное и развивающееся в скалах. Всё это на грани…

Мать я не помню. О ней много рассказывала сестра. Асса́ру не жила с нами, в последние годы, перед болезнью отца, всё чаще уходила в горы — природа её тянула к истокам, она стремилась к большему, чем тратить время на обычную жизнь замужней женщины, её дорога вела в храмы, коих раньше было множество. Однажды, бросив всё, она ушла и так и не вернулась. Только теперь я понимаю, что отец умер вовсе не из-за простуды, а от тоски. Асса́ру так и не смогла прижиться среди людей, проникнуться к мужу, к детям. Покинула нас. А он ждал её изо дня в день, ждал, что она вернётся, пока надежда эта не потухла, осыпавшись пеплом сгоревшего дотла сердца.

Серые, горящие далёким отблеском глаза, полные тоски — всё, что я помню о нём.

Воспоминания прорезали сердце одно за другим. Я начала сильно отставать, едва держась в седле. Голова стала стремительно тяжелеть, как и тело. Не успела очнуться, как забрезжил розовыми всполохами над лесом рассвет, такой холодный и ослепительно красивый, он нежно красил макушки сосен искрящимся багрянцем. Только мне было не до того. Маар не собирался меня щадить и делать привалы. Местность не менялась: дремучий частокол смешивался со скалистыми нагорьями, и вновь сплошной лес. Я ёжилась, косясь в стылую пугающую глубину, дышащую угрозой. Несколько раз во мне вспыхивало желание рвануть в заросли, но оно так же быстро остывало — инстинкт самосохранения во мне пока ещё преобладал. После всего того, что я успела за эту ночь пережить, если и бежать, то не в руки холодной смерти — нет, не так глупо!