Читать книгу "Последняя картина Сары де Вос - Доминик Смит"

На следующий день в музее Хендрик руководит распаковкой, держа в руках ксерокопии чертежей, как будто соорудил два миниатюрных дома, а не два ящика. Прежде чем открывать их, он спрашивает, какая здесь влажность. Кью работает газовым ключом – он вообще любит ручной инструмент, за механический берется только в крайнем случае. Элли в новой блузке смотрит из-за желтой линии рядом со скептически настроенными хранителями и реставраторами. Слух о возможной подделке развеял их надежду, что вторая картина окажется новонайденным творением де Вос. А Макс Калкинс так и не ответил из Китая, как намерен разруливать ситуацию.

Когда Кью начинает разбирать первый ящик, становится ясно, что сама упаковка – произведение искусства. Он снимает внешнюю, проложенную пенопластом стенку, и перед Элли предстает вся архитектура ящика: пенопласт в углах и понизу, уложенная в середине кассета из полудюймовой фанеры. Кью вынимает ее, кладет на металлический стол и подзывает Хендрика. С непривычным смирением Кью предлагает голландцу честь вскрыть кассету – это примерно то же, что помыть ему ноги. Очевидно, за пять минут Хендрик поднялся в глазах Кью до статуса чтимого коллеги. Хендрик соглашается, сетуя, что не смог привезти на самолете собственный инструмент. Он подходит к верстаку Кью, выбирает маленький молоток, долото и особой конструкции резак. Кью поднимает стол на удобную высоту, и Хендрик принимается долотом разделять проклеенный шов. Он аккуратно удаляет фанерные уголки, снимает крышку – под ней еще слой пенопласта. Хендрик вынимает завернутую картину – примерно два квадратных фута плюс рама – и кладет на стол.

Элли смотрит, как аккуратно снимают фанеру, пенопласт и клейкую ленту, и щеки у нее пылают. Она во всех подробностях помнит, как создавала подделку, один слой за другим. Все оттенки и текстуры живы в памяти, как будто это было вчера: импасто древесной коры, прозрачное сияние замерзшей воды, костяная белизна девочкиной руки на фоне голубоватой белизны снега. Помнит она и то, как ошиблась с ярким желтым цветом в шарфах конькобежцев. В конце пятидесятых очень немногие реставраторы знали о свинцово-оловянистой желтой, излюбленном пигменте голландских мастеров, который со временем образует металлические мыла{12}. Чтобы передать шероховатость, она подмешала песок в синтетический желтый крон. Эта ошибка тяготила ее с тех самых пор, как в журналах о реставрации стали появляться статьи о свинцово-оловянистой желтой. Своего рода укоры технологической совести.

Наконец Хендрик поднимает «На опушке леса» на всеобщее обозрение. Элли заходит за желтую линию, Кью не возражает. Картину ставят под небольшим углом к вертикали, свет приглушают, сотрудники подходят ближе. Элли изучает ее с расстояния в три фута. Юношеская привычка разглядывать полотно с расстояния в два дюйма от душистой поверхности умерла много лет назад. Себастьян еще в начале их романа назвал это претенциозностью, и Элли с тех пор не могла поднести лицо близко к картине. Ей следовало угадать в этом небрежном замечании знак будущей жесткости и перфекционизма, а она сразу согласилась с оценкой и была благодарна Себастьяну за прямоту. Сейчас она словно приросла к полу, боится подойти. Столько лет спустя ее изумляет, как точно она скопировала все, что придавало оригиналу жизнь. Она нанесла старый лак, чтобы создать иллюзию древности, но каким-то образом сохранила дышащее присутствие самой Сары.

Кью не выказывает интереса к полотну и уже повернулся к другому ящику. Кураторов почему-то просят отойти за желтую линию. Элли не хочет ссориться с Кью, поэтому все пятеро (трое – обладатели научных степеней) отходят и ждут, когда им снова разрешат приблизиться. Теперь Кью и Хендрик работают вместе: младший уступает старшему, затем представитель принимающей стороны уступает представителю музея, приславшему картину, – все по какому-то загадочному ритуалу упаковщиков. Они вынимают внутреннюю кассету – примерно того же размера, как «На опушке леса», – и кладут на стол. Снимают пенопласт и оберточную бумагу. Показывается край позолоченной рифленой рамы – флорентийской восемнадцатого века. Кью смотрит на кураторов и кивает, что можно подойти. Элли знает, что искусствоведы будут молчать, пока не обдумают увиденное и не придут к взвешенному мнению по поводу потенциальной подделки и новой картины. У них нет никаких оснований считать, что именно лейденское полотно – фальшивка, а не то, которое везет Марти де Гроот.

Элли замечает, что Хендрик пристально наблюдает за ней, когда она подходит к картине. Похоронная процессия из десятка людей спускается с холма. За ними крытая черепицей церковь, ее окна темны. Деревенские дети карабкаются по берегу замерзшей реки, в стороне от родителей, с ними несколько собак. Кучка селян стоит на льду и, замерев, смотрит на детский гробик. Река, лес и облака безусловно Сарины, но вся сцена написана сверху, как будто с колокольни или кроны дерева. Элли думает, что Сара смотрит на все с высоты, и это придает сцене отрешенность, как будто мы наблюдаем за процессией глазами равнодушного божества. Она еще продолжает разглядывать картину, когда Хендрик самодовольно произносит:

– В нижнем левом углу – подпись художницы и дата, тысяча шестьсот тридцать седьмой год.

Часть вторая

Амстердам

Весна 1637 г.

В начале февраля рухнул рынок тюльпанов, и Барент не смог продать Сарины натюрморты. Голландцы, потерявшие все на спекуляции бесценным цветком, не хотят видеть напоминаний о своем безумии. Долги росли, и Сара тщетно пыталась найти платных учеников, но поскольку их членство в гильдии приостановлено, ученики так и не сыскались. В конце концов она устроилась рисовать миниатюрные цветы для каталога компании, продающей за границу луковицы и семена. Из этих денег она каждую неделю откладывает понемножку, чтобы испечь Баренту пирог на день рождения – покупает то одно, то другое и прячет в горшок. Как-то вечером она оказывается на лекции заезжего итальянского художника в одном из больших домов на канале и уходит с полным карманом засахаренного миндаля. Сара не помнит, когда решила взять миндаль для пирога, но сейчас она на ходу перебирает засахаренные ядрышки пальцами, радуясь и стыдясь одновременно.

Она идет под дождем, сгорбившись от сырости и холода. Здесь, в богатом районе, барочные фасады облицованы светлым песчаником, окна с частыми переплетами обрамлены ярко-зелеными ставнями. Дорожки из плотно уложенных кирпичиков обсажены вязами и липами. Подоконники украшены резными каменными цветами и сатирами. Сара собирается с духом, чтобы вернуться в свой район неподалеку от Калверстраат, к дощатым улочкам, уличному писсуару перед приемной врача, запахом гниющей капусты из-под навесов, где торгуют зеленным товаром.