Читать книгу "Северная роза - Елена Арсеньева"

Это была портниха, привезшая костюм, и при виде ее Троянда первый раз за день перевела дух: ее замысел двинулся к осуществлению.

…И Пьяцца, и Пьяцетта, и прилегающие улицы, и Canal Grande были залиты разноцветными огнями. Всюду танцевали маски, и те, кто смотрел с балконов на это зарево венецианского карнавала, на это море людей, блестящее золотой чешуей, зелеными и голубыми крыльями, перьями всех цветов, причудливыми и пестрейшими головными уборами, целыми волнами развевающихся во все стороны лент, позументов, полотнищами атласа, бархата и парчи, поддельными каменьями, сверкающими, как настоящие, и настоящими, блеск которых затмевал огни, – уже не могли разобрать, кто как здесь одет. Сверху было видно только удивительное сочетание красок, слышно только общий веселый гул, и в конце концов начинало казаться, что это одно тысячеголовое, пестрое, восхитительное, многоцветное существо мечется внизу. Процессии одна другой ярче, с фонарями, хоругвями, знаменами, вызывали восторг, рукоплескания, крики – и растворялись в толпе масок. Маски слонялись тысячами, стесняясь кое-где до такой степени, что между ними действительно яблоку нельзя было упасть.

Все, вышедшие на улицу: даже священники, настоятель капуцинов, папский нунций, почтенные матроны, маленькие дети, уличный сброд, – были в масках. В эти дни царила полная свобода, князь и солдат, куртизанка и догаресса – все равны; всякий может выбрать любую маску. Там и сям мелькали французы, адвокаты, калабрийцы, мавры, крестоносцы, святые, испанские солдаты; все пело, играло, танцевало, кричало, рукоплеща или освистывая тот или иной костюм. Было из чего выбирать: ведь на узких улочках кругом Пьяццы, да и на самой Мерчерие все лавки сегодня торговали только костюмами, немыслимыми головными уборами и масками. Ведь в этой толчее отрывались пуговицы, кружева и оборки, трещали по швам камзолы и корсажи, слетали шляпы и пряжки, подламывались каблуки, падали наземь ленты, мялись юбки… Словно бы какое-то безумие захватывало всех, и самые знатные дамы, обнаружив дыру, или оборвавшийся шлейф, или лопнувший рукав на платье, которое неделю, стежочек к стежочку, шила и украшала золотым кружевом дорогая портниха, спешили сменить его в первой попавшейся лавчонке на дешевое, полотняное, до того накрахмаленное, что оно стояло колоколом и грохотало при каждом движении, но так раскрашенное и обвитое «золотой» и «серебряной» мишурой, что, казалось, всех сокровищ испанской короны будет мало, чтобы заплатить за этот блеск!

Ох, и наполнили нынче свои кошельки господа купцы, распродавая яркий, блестящий товар! Ох, и нагляделись на красавиц, которые без всякого стеснения переодевались на глазах у всех и бежали с визгом и хохотом, захваченные одной безумной страстью: танцевать! Веселиться! Поэтому, когда Марко увидел высокую женскую фигуру, окруженную слугами, расчищавшими для нее дорогу в толчее, он решил, что даме нужно сменить ее бледно-зеленый наряд, и возвысил голос, на все лады выхваляя свой товар, чтобы покупательница не свернула к соседу-конкуренту.

Однако произошло нечто странное. Не дойдя десяти шагов до лавки, дама замерла. Стройный слуга, весь в черном, похожий на секретаря из знатного дома, скользящей походкой приблизился к ней… дама схватилась за горло, словно от испуга и боли… а потом секретарь внезапным движением накинул на нее кроваво-красный плащ – и, к великому изумлению Марко, дама удалилась, так ничего и не купив.

Он пожал плечами и мгновенно забыл о том, что произошло, потому что в эту минуту в лавку вбежала возбужденная служанка и принялась переодеваться в первый попавшийся наряд с такой поспешностью, что ее хорошенькие грудки вывалились из корсета, и вид их придал мыслям Марко совсем другое направление.

Однако каково же было его потрясение, когда на следующий вечер повторилось то же явление! Дама в бледно-зеленом наряде, прикрывающая лицо черной бархатной маской, приблизилась к лавке и стала перед витриною – теперь уже на расстоянии пяти-шести шагов. Марко, осклабившись, зазывно замахал руками, но только глаза вытаращил, когда тот же слуга окутал даму тем же плащом – и сразу вслед за этим ее как бы окровавленная фигура скрылась в толпе.

Марко долго глядел вслед; потом, спохватившись, закрыл рот. Вроде бы та же самая особа. И странно: она не меняла костюм. Сегодня она стояла чуть дольше, и наметанный взор Марко успел разглядеть диковинный наряд: на алом нижнем платье верхнее – распашное, с чрезвычайно широкими рукавами, шитыми золотом. Из-под них были видны пышные алые рукава, присобранные у кистей чем-то вроде широких жемчужных браслетов. Верхнее платье было застегнуто до горла, а подол его, обшитый темно-зеленой материей с золотою тесьмой, золотым шнуром и такой же бахромою, был истинным шедевром портновского искусства. Хотя фасон показался Марко не очень оригинальным: он уже явно видел что-то подобное. Но где, когда?.. Он напряг было память, но тут снова кто-то влетел в его лавку, начал требовать тюрбан мавританского князя, и Марко занялся делами.

И все-таки смутное беспокойство не оставляло его. Зачем приходила эта дама? Занятное совпадение…

Совпадение показалось ему еще более занятным, когда и на следующий день, в то же самое время вся сцена повторилась с точностью необычайной, разве что незнакомка подошла гораздо ближе, так что Марко отчетливо разглядел странную корону на ее голове, напоминающую формой сердце, как его рисуют на картинках. Корона сплошь была усыпана жемчугом, белая фата, покрывавшая голову дамы, – тоже, и таковым же был широкий, круглый, закрывающий плечи и грудь воротник…

Появился слуга, накинул плащ, дама ушла.

Марко нахмурился. И вдруг его осенило. Да ведь это некая grandessa, которая ищет с ним знакомства! Но до чего странная у нее одежда. Что же она напоминает? И этот кроваво-красный плащ, цвет которого одновременно возбуждает и ужасает… Завтра, если она появится, он не станет ждать. Он сам сделает первый шаг, вот только эти слуги, молчаливые свидетели нерешительной страсти своей госпожи…

Он уснул только под утро и видел зловещие сны: красный плащ летал по его спальне, и кровь капала, но не на пол, а в небеса, ибо потолок странным образом исчез, как бы растворился…

Между тем служанка, которая иногда делила с ним ложе, чуть ли не всю ночь провела под дверью, ожидая, что хозяин вот-вот позовет ее. Не позвал! Неужели присмотрел себе другую?! Ревнивая девица не поленилась сходить на кухню и, позвав помощницу истопника, принятую вчера только из жалости (уж очень заморенный и голодный вид имела!), велела ей умыть грязное лицо и весь день провести в каком-нибудь закоулке на Мерчерие, следя за каждым шагом хозяина, и, буде он куда-то направится, следовать за ним, чтобы доложить: где был, с кем виделся и не было ли у него встречи с какой-то дамой.

Служанка рассматривала хозяина как свою собственность и считала, что у нее есть право ревновать.

С утра голова болела так мучительно, что Марко уже решил не идти на Мерчерие – черт с ней, с дамой, которая сама не знает, чего хочет! – но потом представил, сколько покупателей оставят свои дукаты в соседних лавках вместо его, и жадность взяла верх.

Едва придя на Мерчерие, Марко похвалил себя за то, что не поддался расслабленности: какой-то ранний покупатель уже нетерпеливо топтался у закрытой двери лавки. Завидев приближающегося торговца, он кинулся к нему, схватил за грудки и, заглядывая в лицо, зашептал алчно, сбивчиво: