Читать книгу "Дело Бронникова - Татьяна Позднякова"

Поэтому я уверен, что просьба моя будет удовлетворена.

Я прошу о пересмотре дела Власова, о снисхождении, разрешении ему вернуться в Ленинград, где он как работник сможет быть использован шире и правильнее, нежели где он занят работой, не соответствующей его квалификации.

Профессор, заведующий кафедрой западноевропейских языков в ЛИЛИ, чл. — кор. Академии наук СССР.

{подпись} В. Шишмарев

Зампред ОГПУ

т. Прокофьеву

Согласно предварительной договоренности с Вами, направляю Вам на Ваше усмотрение письмо ко мне профессора Шишмарева, пересланное им мне заявление гр. Власова и обращение Шишмарева в Коллегию ОГПУ, переданное мне его дочерью по просьбе отца.

С коммунистическим приветом Н. Растопчин[68]

13.06.1933

Многоуважаемый Николай Петрович,

позвольте напомнить Вам о себе. Мы работали с Вами в свое время в 1918 г. вместе, с т. Бидерманом и т. Кагановичем в комиссии по организации в Костроме университета. С тех пор однажды еще судьба сводила меня с Вами, а именно когда я ездил за границу в научную командировку, то Вы представили от себя мне поручительство.

Позвольте вторично обратиться к Вам и просить Вас принять мою дочь, которая направилась в Москву хлопотать о своем муже. Она расскажет Вам подробно обстоятельства дела. Я принимаю в нем самое близкое участие, так как оно, хотя как будто и не касается меня непосредственно, глубоко затрагивает мои научные интересы и вносит много тяжелого в мою жизнь советского ученого, непрерывно с 1917 года работающего на ответственных научных и административных участках. Сейчас, когда в связи с последним постановлением ЦИКа по высшей школе мне приходится активнейшим образом работать по ее перестройке, для продуктивности моей работы, для экономии и правильного использования моих сил было бы крайне важно ликвидировать «дело» моего зятя.

Я очень прошу Вас поэтому выслушать мою дочь и таким образом помочь мне, придя на помощь ей.

Всего доброго,

проф. В. Шишмарев

Постановлением ОС НКВД СССР от 15.11.34 Власов был освобожден досрочно.

Спустя время Татьяна Шишмарева развелась с мужем. Ее ученица Зинаида Курбатова вспоминает: «Спросила, почему она развелась с мужем Василием Власовым, тоже художником и учеником Лебедева. “Мы много работали вместе, выполняли одни и те же заказы и стали мешать друг другу в работе”, — говорила Т.В. Рассказала она мне и некоторые горькие моменты своей личной жизни, никого не осуждая. В.А. Власов с новой женой и дочкой подолгу жили у Шишмаревой на даче»[69].

Василий Адрианович Власов, художник «Красной газеты» и издательства «Прибой», после досрочного освобождения успешно продолжит профессиональную деятельность. Вступит в Союз художников, станет сотрудничать с журналами и издательствами, в частности, с «Детгизом», не изменяя своему интересу к киноискусству, станет главным художником фильма «Выборгская сторона» в 1938 году, во время войны будет готовить агитматериалы для Политуправления фронта. Он будет одним из столпов соцреализма в живописи. В Русском музее хранятся его живописные и графические работы, а также его воспоминания о собственной жизни и о друзьях. Упоминаний о М.Д. Бронникове и о разгромленных кружках там нет.

Его путь был несравнимо легче, чем и у его друга Шуппе, и у других, кто проходил по этому делу.

Ремезов Михаил Николаевич

«Это я (если только я есть)…»

…Эта комната — груда страниц Неокрепшего гнева и страха, В этой комнате я уронил Свое детство и юность с размаху. Это вещь. Это больше, чем вещь. Это год. Это даже эпоха. Это стекол и дерева похоть. Это я (если только я есть)…

21 марта 1932 года шел обыск в коммунальной квартире № 5, в доме 7 по Ораниенбаумской улице. В руках у чекистов оказалась странная поэма под названием «Путешествие вокруг комнаты»[70]. О чем это? Во всяком случае, точно не о социалистическом строительстве.

«…Под ногами покачивается плот. Как во сне, он мне кажется то из серых, неокрашенных досок (совсем как пол моей комнаты), то из скоропалительно выброшенных изо рта строф. Он расползается в разные стороны, он неслажен. Но это неважно:

Пусть он будет достроен в пути. Я оставил исход за собою. Я могу бесконечно идти Через рифы и через обои. … Я вертелся и жил по кругам, И качался, и чуял причину. С торжествующим криком «Ага!» Выгибал свою тощую спину — Выгибал — изогни — я магнит — Я магнит — я моргал — я орган — Я морган — я моргаю от страха — В этой комнате я уронил Свое детство и юность с размаху…»

За этими строками бдительные товарищи мгновенно разглядели «фашистскую и антисоветскую агитацию». Именно она и будет инкриминирована Михаилу Николаевичу Ремезову в обвинительном заключении, на основе которого 17 июня 1932 года ему вынесут приговор.

Но до приговора было три месяца следственной работы. И вот, что сегодня нам известно о Михаиле Ремезове.

Михаил Николаевич Ремезов родился в 1908 году в Петербурге. На вопрос о социальном происхождении и роде занятий отца Михаил Ремезов отвечал, что отец был чиновником. В 1910 году отец умер, мальчика растила мать, Ремезова Валерия Адольфовна. На жизнь она зарабатывала педагогическим трудом: преподавала в школах и в ФЗУ.

Михаил Ремезов учился в Единой трудовой школе № 192, что находилась на улице Красных Курсантов, в здании бывшего Второго кадетского корпуса. Успешно закончив I и II ступень, поступил на Высшие курсы искусствознания Института истории искусств (отделение кино). Будучи студентом, успел опубликовать несколько своих стихотворений в коллективном сборнике «Спектр». (1927. Издание авторов! Тираж — 200 экз.) За юношеским эпатажем прочитывается подлинная горечь.

В ночном городе

Кто-то у трубы водосточной склонился и плачет бессильно, Видно, устало пытался тебя превозмочь — Город огнистый, квадратный, таинственный, пыльный… Улица… Ночь… Черный, тяжелый туман почему-то казался свинцовым, Гнусно над миром смеялся гнилой сифилитика нос. Можно ли в городе этом прожить молодым и здоровым — Это вопрос… Встали рядами огни, уходящие вдаль безвозвратно, Были до боли несхожи тьма и бестрепетный свет. Может быть, ты, не сдержавшись, к утру возвратишься обратно — Может быть, нет.

Злобно и гадко кривляясь, уродливо корчатся тени, Не умирает безжалостный города гул. На этой каменной, жесткой и мокрой ступени Кто-то уснул.

По окончании Курсов вместе с Николаем Кладо, Климентием Минцем, Александром Разумовским и Григорием Ягдфельдом — учениками Сергея Юткевича — уехал в Туркмению, штатным сценаристом на «Туркменкино»[71]. Однако на экраны никакие фильмы с его фамилией не вышли. Сценарии Минца, Разумовского и Ягдфельда были подвергнуты разгрому, возможно потому, что они были созданы «под непосредственным влиянием группы поэтов “ОБЭРИУ”. Картины их не сохранились и ни разу не упоминались ни создателями, ни киноведами»[72]. И все они были вынуждены срочно вернуться в Россию.