Читать книгу "Лабиринт призраков - Карлос Руис Сафон"

Вальс опустил голову и зашел в гараж в сопровождении Висенте. Тот нес маленький чемоданчик. Мерседес охватила паника. Эту сцену она много раз видела во сне, не понимая ее смысла. Мерседес устремилась вниз, спотыкаясь о мебель и ковры в серой рассветной мгле. Как только она выбежала в сад, колючий ледяной ветер обжег ей лицо. Спустившись по мраморной лестнице, она помчалась к гаражам сквозь хаос разорения с валявшимися маскарадными масками, перевернутыми стульями и разноцветными гирляндами. Покачиваясь на ветру, тусклые огоньки еще мерцали в тумане. Мерседес услышала, как заурчал мотор машины и колеса покатились по гравиевой дорожке. Когда она выскочила на центральную аллею, ведущую к главным воротам усадьбы, автомобиль уже удалялся, набрав скорость. Мерседес кинулась за ним, не замечая, что острые камешки гравия режут ноги. За мгновение до того, как туман поглотил машину, она увидела, что отец повернулся и в последний раз посмотрел на нее сквозь стекло взглядом, исполненным отчаяния. Мерседес бежала до тех пор, пока звук мотора не растворился вдали, а перед ней не замаячили острые пики центральных ворот.

Через час Луиса, горничная, приходившая каждое утро, чтобы разбудить и одеть молодую хозяйку, нашла ее у бассейна. Мерседес сидела на бортике, свесив ноги над водой, окрашенной тонкими струйками крови. На поверхности бассейна теснились десятки масок, напоминая флотилию бумажных корабликов в дрейфе.

– Сеньорита Мерседес, ради бога…

Девушка дрожала от холода. Луиса набросила на нее пальто и повела в дом. Не успели они подняться по парадной лестнице, как повалил мокрый снег. Злобный ветер раскачивал деревья в саду, срывая гирлянды и опрокидывая столы и стулья. Такие сны Мерседес тоже снились раньше, и она поняла, что дом начал умирать.

Kyrie[14]

Мадрид, декабрь 1959

1

В одиннадцатом часу утра под проливным дождем черный «паккард» вырулил на Гран-Виа и остановился у дверей старого отеля «Испания». Окно в комнате помутнело от потоков воды, но Алисия сумела разглядеть, что из машины вышли двое эмиссаров в плащах и шляпах согласно уставу, с лицами серыми и холодными, как пасмурный зимний день. Алисия сверилась с часами. Старый добрый Леандро не вытерпел и пятнадцати минут, немедленно отправив за ней своих прихвостней. Через тридцать секунд ожил телефон. Алисия подняла трубку после первого звонка. Она прекрасно знала, кого услышит на линии.

– Сеньорита Грис, доброго дня, – раздался сиплый голос Мауры, дежурного портье. – Парочка охламонов, от которых за версту несет Социальной бригадой, только что довольно невежливо спрашивали о вас. Они сели в лифт. Я отправил их на четырнадцатый этаж, чтобы дать вам минутку на случай, если предпочтете улизнуть.

– Спасибо за беспокойство, Хоакин. Что вы сейчас читаете? Что-нибудь интересное?

Вскоре после падения Мадрида Хоакина Мауру отправили в тюрьму Карабанчель. Очутившись на свободе через шестнадцать лет, он обнаружил, что превратился в глубокого старика и практически лишился легких. А жена, пребывавшая на шестом месяце беременности, когда его схватили, добилась развода и благополучно вышла замуж за подполковника, увешанного наградами, который обеспечил ей троих детей и скромную виллу в пригороде. Ракель, дочь от первого скоротечного брака, выросла с убеждением, что родной отец умер до ее появления на свет. Однажды Маура решил тайком посмотреть на нее и подстерег у выхода из магазина тканей на улице Гойи. Ракель приняла его за нищего и подала ему милостыню. С тех пор Маура жил тихо и незаметно в каморке рядом с котельной в подвале «Испании» и нес вахту за стойкой в ночную смену, не отказываясь подежурить и в другое время. В своей конурке он зачитывался дешевыми полицейскими романами, завершая кельтский узор жизненного пути в уповании, что смерть исправит ошибку, вернув его в 1939 год, где ему, по совести, и следовало оставаться.

– У меня есть вещичка, без начала и конца, называется «Красная мантия». Автор – какой-то Мартин, – охотно поделился Маура. – Это роман из старой коллекции «Город проклятых». Мне его дал толстячок Тудела из 426-го номера. Ему везет на редкости в Эль-Растро[15]. Он ваш земляк, из Барселоны. Может, вам и понравится.

– Я подумаю.

– Как угодно. И осторожнее с той парочкой. Я знаю, вы барышня ловкая, но от этих двоих веет неприятностями.

Алисия положила трубку и стала спокойно ждать, когда шакалы Леандро унюхают ее след и сунутся к ней: она давала им минуты две-три. Алисия открыла дверь своего номера, закурила и расположилась в кресле, повернувшись лицом к дверному проему. Перед ней открывался длинный и темный коридор, который вел к лифтам. Из коридора в комнату потянуло запахом пыли, трухлявого дерева и затоптанного ковра.

«Испания» была полной развалиной, находившейся в состоянии постоянного упадка. Построенная в начале двадцатых годов, гостиница пережила эпоху расцвета, считаясь одной из самых фешенебельных в Мадриде. Однако после гражданской войны превратилась в анахронизм, скатываясь все ниже и ниже. В конце концов гостиница стала дырой, где останавливались самые обездоленные и отверженные люди, не имевшие ничего и никого в жизни. Они влачили жалкое существование в обшарпанных комнатах, которые снимали неделю за неделей. Из сотен гостиничных номеров половина пустовала, причем многие годы. Часть этажей просто закрыли, и среди постояльцев распространялись леденящие кровь легенды о том, что́ происходило в длинных и мрачных нежилых коридорах. Порой лифт останавливался на таком этаже сам по себе, без вызова и нажатия соответствующих кнопок. И на мгновение желтоватый пучок света из кабины выхватывал из темноты обстановку помещений, напоминавших внутренности затонувшего крейсера. Маура рассказывал, что под утро на коммутатор часто поступали звонки из комнат, где после войны не было зарегистрировано ни одного постояльца. Когда он отвечал на вызов, линия молчала. Лишь однажды он услышал женский плач. На вопрос Мауры, чем он может помочь, другой голос, густой и низкий, ответил: «Иди к нам».

– Поймите правильно, но с тех пор я не горю желанием после полуночи отвечать на звонки, поступившие из небытия, – признался Маура. – Иногда мне кажется, будто это место – своего рода метафора, понимаете? То есть оно олицетворяет собой страну в целом. На ней лежит проклятие, скрепленное пролитой кровью, которой замазаны все, как бы мы ни старались свалить вину друг на друга.

– Вы поэт, Маура. Даже чтение полицейских романов не погасило вашей тяги к поэзии. Побольше бы Испании таких философов, как вы, кто способен возродить великие национальные традиции интеллектуальных салонов.

– Смеетесь? Говорят, вы состоите на службе у нынешней власти, сеньорита Грис. Хотя я уверен, что, получая большие деньжищи, человек вроде вас мог бы переехать в квартиру поприличнее, а не гнить в этой дыре. «Испания» – не место для изысканной девушки. Сюда приходят не для того, чтобы жить. Сюда приходят умирать.