Читать книгу "Солдат императора - Клим Жуков"

В данный момент, вся наша армия дисциплины не нарушала и шла в образцово показательном порядке. Во-первых, и в самых главных, нам регулярно платили звонкой монетой. Никаких долговых расписок. И очень прилично кормили. От этого солдаты охотно подчинялись приказам. А приказы, это во-вторых, были недвусмысленны: никаких грабежей, насилия и мародерства. Мы идем по императорской земле! То есть по нашей земле; и крестьяне эти, и горожане, и дворянчики мелкие – все суть подданные Божьей Милостию Императора Карла V.

А значит, всякое насилие будет караться смертью через повешение или, в самом легком случае, побиванием розгами. Так мы и двигались. Не чиня безобразий, хотя руки у многих чесались. Крестьяне с тревогой слушали, как по улицам сел и деревень шли нескончаемые ряды солдат, распевавших свои весёлые, грозные песни, которым согласно вторили барабаны и флейты.

Uber die Heide wehen die Fahnen, wehen und wehen von Ort zu Ort. Uber die Heide schal et es weithin, schal et und hallet es fort und fort: Die Landsknecht kommen an, hab' acht du Bauersmann.

Landsknechte bringen Tod und Verderben, sengen und brennen die ganze Heid. Wo sie gehaust ist Klagen und Trauer, allerorten Kummer und Leid. Drum wart auch Hab und Gut vor Landsknechts Ubermut.

Fliehet all wenn die Landsknechte kommen, Landsknechte schonen nicht Weib und Kind. Viele schon haben ihr Leben gelassen. Uber die Heide klagt es der Wind, im Land ist grosse Not, im Land herrscht Konig Tod.

В небе над пустошью взвились знамёна Плещут по ветру они тут и там В небе над пустошью крики и стоны Ветер несет к деревенским домам: «Ландскнехты к вам идут! Крестьянин жди беду!»

Ландскнехты приносят смерть и страданья Палят и жгут, ничего им не жаль Там где они, лишь плач и рыданья Всюду от них только горе-печаль! Добро скорее скрой! Ландскнехт несёт разбой!

Всё убегает завидя ландскнехта, Жён и детей он, злодей не щадит. Многие света уже не увидят, В небе над пустошью ветер скорбит. Земля издала стон, Здесь Смерть взошла на трон![27]

Так или примерно так пели ландскнехты. Но дальше вокальных упражнений дело не шло. Добро и сама жизнь аборигенов оставались нетронутыми.

Встретились с испанцами. Их вел знаменитый воин и проницательный военачальник – маркиз Пескара. С ним же пришел и военный чин из Рима – Просперо Колона. Армии объединились и пошли на юго-запад, покорные воле императора, который внял испуганным попискиваниям миланцев, придавленных железной дланью Франциска I, его венецианских и швейцарских союзников.

Кроме самих миланцев в провинции стояли имперские гарнизоны, а их бросать на произвол судьбы было никак нельзя. Бог с ним, что сограждане, это чувство, насколько я успел понять, было здесь мало знакомо и не в большой чести. А вот то, что это солдаты, члены одной корпорации – меняло дело в корне.

Солидарность на уровне гильдии была на высоте. Сильнее чем в иной стране среди единокровных родственников. То есть, ландскнехты запросто могли передраться друг с другом, но при любой угрозе извне, тут же сплачивались и ощетинивались во все стороны, не хуже южного дикобраза или местного ежа. Обижать нас ландскнехтов могли только такие же ландскнехты. А с мнением солдат приходилось считаться даже императору. Ведь мы были его руками в большой игре, которая называется политикой.

Пойти-то мы пошли, да вот французов никак не могли отыскать. Все знали, что они рядом, но где именно? Вопрос… Полководец «кайзера Франца» – Од де Фуа виконт Лотрек, искусно маневрировал, не давая нам поймать себя за хвост.

Он ждал, что у наших полководцев кончаться деньги и ландскнехты сами разойдутся по домам, по пути натворив немало бед, возмещая недостачу в жаловании, разозлив и отвратив от императора жителей Милана и окрестностей. Это с одной стороны.

С другой, Лотрек сам мог остаться с тощим кошельком, а швейцарцы были требовательны к золоту ничуть не меньше ландскнехтов. И Милан, хочешь, не хочешь, а надо было отбивать, восстанавливая подорванный престиж французской короны. И еще: швейцарцы рвались поквитаться с ландскнехтами. А опытный полководец обязан пользоваться такими моментами.

Боевой дух, подогреваемый личной ненавистью, бывает сильнее любого оружия, любой выгодной позиции и маневра. В таком состоянии солдаты делают чудеса. Тем более, когда речь идет о швейцарцах, для которых честь[28] райслауфера была превыше всего! То же самое можно было сказать и про нас. Ненависть к швейцарцам накалило войско, как ядро накаляют в жаровне перед выстрелом из пушки.

Выстрелом можно было бы считать решительное столкновение, битву, которой обе стороны страстно желали, по крайней мере, на уровне рядового состава. Полководцы, естественно, не испытывали такого энтузиазма, относительно возможного побоища.

Даже наш главнокомандующий, будучи фанатичным ландскнехтом, говаривал не раз: «Дай мне, Боже, сто лет войны и ни одного сражения». Ведь в сражении можно было быстро потерять все. И победу, и жизнь, не смотря на, казалось бы, выгодные условия… А победа вовсе не гарантировала выигрыш войны или, хотя бы, кампании. Риск был огромен, при весьма смутных перспективах выгоды.

Тем не менее, командование осознавало необходимость решительной развязки. Но, до поры, не торопило её. Естественно, это я о французах. Наши вожди: и Фрундсберг и Пескара, в этот миг стремились к бою, ведь враг уже ходил по имперской территории. Но вот враг пока ускользал, выискивая удобных условий и выжидая и подходящего момента. А нам что оставалось? Конечно: маневр и разведка!

Вот и слали во все концы лазутчиков, дозоры и дальние разъезды. И наказ был один: глядеть в оба! Слушать во все уши! Не вступать и не поддаваться (само собой, в боевой контакт и на провокации, ха-ха-ха). Кто первый вскроет положение и маневр французов – награда! Деньги! Золото! И всеобщая любовь, конечно…

Здешние военные не догадались еще, что маленький латунный кругляшок, или, скажем, звездочка, может здорово удешевить процесс награждения. Солдаты рвались бы получить эти копеечные значки. Чтобы иметь, так сказать, зримый, четко определяемый количественный показатель их силы, отваги, доблести, удачи, словом: необходимых для всякого самца качеств.