Читать книгу "Арктические зеркала. Россия и малые народы Севера - Юрий Слезкин"

По большей части реформа лишь подтверждала существующую практику, но отмена должности разъездных ясачных сборщиков лишила поселенцев важного преимущества перед ясачными людьми. Ограничения на деятельность церкви тоже оказались довольно эффективными: местные администраторы давно боролись против миссионеров, требовавших денег и пушнины; заручившись поддержкой Петербурга, они могли окончательно избавиться от опасного конкурента. Митрополит Павел, который три года отказывался признать поражение, был смещен в 1767 г., а в 1791 г. комендант Петропавловской крепости Василий Шмалев не пустил миссионеров на Курильские острова, заявив, что «это большое отягощение камчадалам, а потому самому Богу, яко милосердному человеколюбцу, приятно быть не может таким образом доставление проповеди слова Божьего».

Чтобы новая система работала, «князцов и старшин» нужно было найти, укрепить и приручить. Местные администраторы надзирали за «выборами», уделяя особое внимание тому, чтобы на них были представлены все семьи волости (полагая, что таким образом будет выбран «подлинный» предводитель). Принеся присягу при вступлении в должность, вновь избранный князец или старшина (название зависело от местной традиции или от наличия старых титулованных грамот) получал детальные инструкции относительно сбора ясака и судебных процедур, а также табак, бусы, медали и прочие знаки отличия. Некоторые «родовые старшины» были сделаны служилыми людьми на основе постоянного вознаграждения и были освобождены от уплаты ясака. Степень успешности в деле создания туземной элиты зависела от местных условий. Среди якутов, к примеру, переход важных административных обязанностей к избранным начальникам серьезно беспокоил местных чиновников, которые жаловались на разорение и указывали на опасность оставлять «верных ясачных людей» на милость их старшин. С другой стороны, среди большинства охотников и собирателей даже «лучших» людей трудно было превратить в сборщиков налогов. Уже до 1763 г. некоторые ясачные сборщики были вынуждены выдавать специальные «отписи», ярлыки или «бирки» — палочки с зарубками для местных князцов, но идея не принесла ожидаемых результатов из-за продолжающихся разногласий относительно сопоставимости цен. После реформы суть отношений не изменилась: местные чиновники остались неподконтрольными, а большинство туземных старшин оказались безвластными за пределами своих семей. Создание тигула «главный самоядин» привело к большой путанице и вскоре было отменено в пользу старой системы, по которой березовские ненцы платили дань хантыйским княздам.

Другой серьезной проблемой было то, что в целях предотвращения спекуляции комиссия установила форму и стоимость ясака раз и навсегда. Поскольку рыночные цены продолжали расти, было все меньше смысла платить дань в «окладных шкурках», если их можно было продать за гораздо более высокую цену частным торговцам. В попытке игнорировать или удобным образом интерпретировать закон многие местные чиновники требовали наилучших мехов и отказывались принимать деньги, но им трудно было соперничать с купцами, которые могли (нелегально) приехать в стойбище туземца и предложить лучшую цену.

Конфликт между купцами и чиновниками был в центре северной политики (как ее понимали русские). Достаточно острый в XVII и XVIII вв., он перерос в открытую войну в период с 1805 по 1819 г., когда Сибирью управляли генерал-губернатор Иван Пестель и гражданский губернатор Иркутска Н.И. Трескин. Оба были физиократами, стремившимися поощрять свободную торговлю и крестьянское хозяйство, и оба воспринимали купеческие монополии как важнейшее препятствие на пути экономического развития. Купцы, со своей стороны, без симпатии относились к принципу laissez-faire и продолжали добиваться монополий на поставки зерна, бартерный обмен с туземцами и торговлю с Китаем (легализованную Екатериной за год до создания комиссии Щербачева). Содействие торговле неизбежно обернулось войной против торговцев — войной, описанной в бесчисленных купеческих жалобах и увековеченной историками XIX в. как борьба общества против бюрократии.

С точки зрения интересов ясачных людей, торговля без торговцев означала большее «покровительство», а значит — меньше водки, табака, муки и боеприпасов. Некоторые оседлые сообщества побуждались к занятиям сельским хозяйством, но охотники и собиратели тайги и тундры должны были продолжать охотиться и собирать под бдительным оком местных администраторов, надзирающих, «чтоб никто и ни под каким предлогом не осмеливался отвлекать их от их промыслов». В соответствии с этим принципом бдительные администраторы выдворяли купцов из ясачных волостей и разворачивали свои собственные торговые сети. В 1815 г. Трескин заключил, что «любовь к путешествиям» уже «разорила жителей Камчатки до основания», поскольку «камчадалы и прочие жители почти во всякое время года только тем и занимаются, что развозят всех, начиная от начальника до последнего казака и купца, кои все под разными видами службы во весь год беспрерывно разъезжали для торговли».

Решение губернатора состояло в том, чтобы запретить практически всякие контакты с туземцами, «чтобы… не только нижние воинские служители, но никто из чиновников, ниже сам начальник не ездили по Камчатке». Священники тоже не должны были вторгаться в места проживания туземцев: согласно одному проекту, им дозволялось посещать олекминских тунгусов один раз в три года. Подобной политике — пусть не всегда столь бескомпромиссно — следовали во всех ясачных областях, и хотя нелегальная торговля продолжала существовать, многие заполярные общины столкнулись с серьезной нехваткой товаров и неоднократно просили об отмене торговых ограничений. В то же самое время, в противовес правительственной политике по отношению к туземцам, но в полном согласии с новым курсом в деле экономического развития российской Сибири, не связанные с ясаком повинности ясачных людей к концу XVIII в. существенно возросли. В сочетании с неблагоприятными условиями торговли обязанность прокладывать дороги, предоставлять средства передвижения, отапливать казармы и служить на пограничных аванпостах все более подрывала экономическое положение коренных народов. Ясачные люди без ясака, дикари без надежд на быстрое просвещение и несчастные создания, в равной мере страдавшие от автономии и протекции, народы Заполярья превратились в серьезную проблему для правящих рационалистов.

Глава 3.

НЕРАЗВРАЩЕННЫЕ

Я волен, как Природы первый сын

До появленья рабства подлых уз,

Когда свободно жил в лесах простой дикарь.

Джон Драйден. Завоевание Гранады[34]

Высокая культура и дети природы

Земля, которая была достаточно девственной, чтобы приютить дикарей и язычников, не могла быть вполне пригодной для христиан и европейцев. Северные «снежные пустыни» (обычно именовавшиеся Сибирью безотносительно к разделению на Европу и Азию)[35] были местом ссылки, где метафорические дикари (преступники) могли воссоединиться с настоящими дикарями (инородцами) и где впавшие в немилость царедворцы могли быть погребены заживо. Однако с приходом в Россию романтизма, и в особенности с приходом в Сибирь ссыльных романтиков, эти представления начали меняться. Задолго до «декабря» Кондратий Рылеев поместил несколько байронических персонажей в зловещее сибирское окружение, а когда реальные благородные изгнанники, остро чувствовавшие свою принадлежность к поэтической традиции, оказались «во глубине сибирских руд», былое вместилище вещей полезных и неописуемых превратилось в царство дикой природы (тем более живое, что оно было таким пустынным). Невинная Природа породила невинных детей, и вскоре сибирский литературный ландшафт оказался населен гордыми туземцами, которые «бесстрашно бродили вкруг шаманских могил», не ставили ничего превыше свободы и наслаждались простыми радостями беззаботного кочевого существования. К ссыльным поэтам присоединились подающие надежды сибирские беллетристы, и в 1830-е годы несколько повестей о полудиких, но прекрасных тунгусских девушках растрогали петербургских рецензентов. Русская Сибирь приобрела «собственного Джеймса Фенимора Купера» (в лице Ивана Калашникова), а коренные жители Сибири приобрели черты последних могикан.