Читать книгу "На Темной Стороне - Юрий Никитин"

– Стажер Човен! К полковнику Ермакову.

Валентин смолчал, а Тарас сказал сочувствующе:

– Ничего, кому-то надо и эти места чистить.

– Да брось, – поморщился Макс. – Все делаетмеханизация. Это так, чтобы некоторые носы не задирали.

– Эт ты на кого немекиваешь? – спросил Тарасугрожающе.

Из столовой Дмитрий напрямик направился в административныйдомик. Часовой оглядел его придирчиво, кивнул. В коридоре было пусто, а когдаотворил дверь кабинета, Ермаков все еще горбился за клавиатурой, тихонькощелкал клавишами, не доверяя некоторые команды даже самым довереннымпрограммистам.

При звуке открываемой двери его пальцы тронули Alt-Tab, и наэкране мгновенно возникла другая картинка. Дмитрий вытянулся, Ермаков усталомахнул рукой:

– Вольно. Как тебе здесь?

– Да вроде бы еще жив, – ответил Дмитрий, а всемвидом старался показать, что не просто жив, а здесь для него почти чтосанаторий с бабами и плясками.

Ермаков оглядел с головы до ног, хмыкнул, неожиданноспросил:

– Не тянет побывать по ту сторону забора?

– Нисколько, – ответил Дмитрий, интуитивнополагая, что отвечает верно. – Здесь еще много такого, что не узнал.Хотя... чтобы не расставаться с друзьями, я бы в охотку съездил с ними завтра вто кафе, о котором говорят.

Ермаков снова долго рассматривал, в серых глазах топоблескивали искорки, то они темнели как небо поздним вечером.

– С этими уже сдружился? Что ж, неплохие ребята. У тебяесть чутье.

Дмитрий смолчал, прямых вопросов нет, а просто такразговаривать с полковником... не по рангу.

Ермаков потер ладонями лицо, она сразу стало старше, резчеобозначились морщины, но порозовело:

– Значит так. Тебе разрешен выезд завтра из лагеря сутра и до обеда. Но только с кем-то из этих ребят.

Дмитрий вытянулся:

– Благодарю за доверие!

Ермаков отмахнулся:

– Да при чем здесь... Ты уже прошел карантин. Просто сэтого дня для тебя тоже действуют увольнительные.

– Спасибо!

Но когда вышел, все еще чувствовал на спине пристальныйвзгляд. Какая-то проверка на вшивость?

Глава 10

Валентин неожиданно заупрямился, нужно прочесть пару книг,ознакомиться с новой системой зажигания на кадиллаке, да и вообще дел по горло,не до кафе, Тарас нажимал, только Дмитрий помалкивал, тихонько стоял всторонке. Почему-то показалось, что князь или барон не хочет сидеть за однимстолом с ним, наемным киллером. Одно дело убивать в Афгане, другое – за деньги.

Тарас нажимал, похоже, тоже смекнул, как и то, что встоловке Валентин сидит рядом с киллером по службе, а кафе – дело добровольное,там можно позволить себе даже принципы.

В конце-концов Валентин, морщась, сел за руль старенькогопотрепанного джипа, Тарас бухнулся рядом. Ожидался еще Макс, но того срочнооправили пересдавать взрывное дело, и Дмитрий расположился на заднем сидении водиночку.

Часовой вручную отворил ворота, ухмыльнулся понимающе, джипрванулся как будто его лягнули, прыгнул и понесся, Дмитрия немилосердноподбрасывало, кое-как приспособился, наконец начал замечать дорогу.

Их лагерь, как увидел с удивлением. расположен на самом делене так уж и далеко от цивилизации. Когда дорога шла через холм, с вершинызаметил на горизонте многоэтажные дома, целый район, а в другой сторонераскинулись возделанные поля, стадо коров бредет к маленькой речушке.

В конце-концов дорога вывела на трассу, многоэтажные домаприблизились, выросли, первой промелькнула бензоколонка, Валентин снизилскорость и свернул к первому же многоэтажному дому.

– Молодцы, – одобрил Тараса. – Первымиперехватывают!

Кафе расположилось в полуподвале этого дома, старого изапущенного, но уже сами ступеньки, что понравилось Дмитрию, мокро блестели,чистые и умытые, пахло свежестью.

Узкий коридорчик вывел в помещение с низковатым потолком.Восемь столов, резные стулья, на стенах дешевенькие бра, света много, никакогонамека на интим, чем обычно грешат кафе и бары с недоумками в руководстве.Полупрозрачные занавеси, можно рассматривать ноги проходящих по тротуарукрасоток и даже замечать какого цвета у них трусики, зато они не видят, что утебя на тарелки дешевый салатик, а не заморская форель.

Валентин указал на стол у глухом углу, инстинктивная мужскаяпривычка садиться как собака в конуре: мордой ко входу. Тарас первым плюхнулсяна стул, воззвал зычно:

– Лапушка!.. Зайчик!.. Пивка нам поскорее!.. А креветокпотом, потом...

Между столов к ним направилась девушка в переднике, Дмитрийпротив воли засмотрелся. Высокая, вся из длинных рук и ног, чем-то похожая нажуравля, она странно и пугающе производила впечатление звериной гибкости.Темные глаза, довольно мрачные, смотрели из-под низкого лобика, что всегдасчитался признаком кретинизма, но ей только придавал вид решительный и смелый.

Мужчины смотрели ей вслед, отводили взгляды, затем смотрелиснова. Чересчур длинные ноги поднимали зад на уровень глаз, бедра узковаты, задтоже ничего особенного, но почему-то каждый чувствовал, что этот зад может укрупнятьсявдвое, становиться пышным и вздернутым кверху...

Ее голос заставил Дмитрия вздрогнуть:

– Темное? Светлое?

Она стояла над ним, он посмотрел на грудь, едва ли второгоразмера, и тоже вдруг ощутил, что там все может разбухать в считанные минутыпочти по четвертого. Ее глаза стали насмешливыми, Дмитрий ощутил как красканачинает пробираться к лицу, повернул голову к Тарасу.

Тарас сказал с восторгом:

– Темного! Много!.. Бочку!.. А какой сорт, пусть вотВаля скажет, он у нас эстет. Его даже сморкаться правильно учили.

Валентин поморщился, глаза его скользили по меню:

– Не слушайте его, Анита. По две светлого... лучше«Подмосковное». Потом креветки, раки, что там у тебя сегодня? А затем перейдемна темное.

Она кивнула, черкнула в блокнотике, удалилась. И хотя шластрого, бедрами не вихляла, Дмитрий ощутил, что не может оторвать взгляда отупругих ягодиц, которые так и просятся в его широкие ладони.

Валентин хмыкнул, а Тарас потер ладони:

– Пивка!.. Ура, пивка сейчас залью... Что, Дима, и тына крючке?.. Вот странно как устроено, а? Красивые и умные не устроятся вжизни, как не бьются!.. а другим все само в руки... Или не в руки, но этоневажно. Дима, а ты вообще пиво пьешь?

– Пью...

– Жаль, а то бы я и твое освоил. Чтоб добро непропадало.