Читать книгу "Куда ж нам плыть? Россия после Петра Великого - Евгений Анисимов"

Однако расчеты Петра оправдались лишь отчасти. И хотя в целом по стране подушная подать была больше прежних многочисленных сборов с «дворового числа» всего лишь на 16 %, новая система налогообложения оказалась все же более тяжелой и жесткой для плательщиков. Дело в том, что за годы Северной войны, тянувшейся с 1700 по 1721 год, да к тому же в условиях кардинальных реформ, были подорваны основы народного хозяйства и благосостояния крестьян. Любые налоги и раньше выплачивались с большими недоимками, но пороки подушной системы были у всех на виду: она не учитывала изменений не только в благосостоянии плательщиков, но и в их численности. Все умершие, беглые, взятые в рекруты, «пропавшие безвестно» не исключались из кадастров до новой переписи, которую провели – отметим, забегая вперед, – только через восемнадцать лет, в 1742 году.

Уже в 1725 году, то есть через год после введения «подушины», выяснилось, что убыль плательщиков из оклада велика. 6 октября 1725 года Сенат пришел к заключению, что крестьяне «никаким образом того платежа понести не могут и осталось только положенного на них окладу в доимке на прошлый год близ миллиона». И хотя Сенат опирался на выборочные данные по отдельным уездам, в целом общая тенденция была им уловлена правильно.

Недоимки в платежах подушной подати, шедшей исключительно на армию, соответственно приводили к нехватке денег на военные нужды. Продолжение прежней политики грозило катастрофой. «Такое видится спасение, – писал Ягужинский, – что впредь не токмо войск содержать будет нечем, но и государству неисправимый вред приключиться может». Выход Ягужинский и сенаторы искали, во-первых, в сокращении подушной ставки налога еще на 10 копеек (с 70 до 60) хотя бы на один 1726 год, в проведении срочной ревизии выбывших из подушного оклада и исключении их из кадастра и, вовторых, в сокращении (пользуясь мирным временем) численности армии и уменьшении расходов на военные нужды. Кроме того, сенаторы предлагали вывести полки из деревень, куда они были поставлены по плану Петра, чтобы быстрее и эффективнее собирать подушный налог с крестьян. Постои приводили к массе злоупотреблений на местах и вызывали повсеместное недовольство и крестьян, и помещиков. Но это было удобно военным, неплохо устроившимся в деревнях.

Окончательно предложения Сената оформились осенью 1725 года в записке с характерным названием – «О содержании в нынешнее мирное время армии и каким образом крестьян в лучшее состояние привесть». По своему жанру записка была рекомендательной. И это все, на что был способен не обладавший законодательными правами Сенат.

Записка была переправлена в Военную коллегию, и после основательной волокиты в декабре 1725 года военное руководство составило свое «мнение» о проблеме. Читатель легко догадается, каков был ответ военных на предложение о сокращении их (военных) расходов. Генералы в резком и бескомпромиссном духе полностью отвергли предложения Сената и настаивали на закручивании гаек, требуя провести ревизию не тех, кто выбыл из подушного оклада, а ревизию недоимок, чтобы решительно и быстро их взыскать с крестьян. Также полностью была отвергнута и идея временного сокращения ставки подушной подати.

Конечно, трудно предположить, чтобы военные высказались за сокращение расходов на армию. Даже говорить об этом было, по их мнению, не только опасно, но и не патриотично. Но все же определяющими в противостоянии Сената и военных были подводные течения, скрытая борьба двух сильных соперников: Ягужинского – фактического руководителя Сената и Меншикова – главы военного ведомства. Это была борьба за власть, за влияние на императрицу. Тогда Меншикову не было равных, и он победил, но сама проблема не только перешла в 1726 год, но продолжала обостряться в последующие годы.

Немного забегая вперед, скажу, что споры между Сенатом и Военной коллегией не утихли и после образования Верховного тайного совета в 1726 году, не было единодушия по этому вопросу и среди самих верховников. Меншиков явно правил бал, и весной 1726 года Военная коллегия, ссылаясь на внешнеполитические трудности, строго потребовала от Сената во что бы то ни стало взыскать недоимки, причем не только за последний год, но и вообще за 1720–1725 годы в размере 3,5 миллиона рублей. «А буде не пришлются, – угрожали военные, – армея в вящее разорение придет». Решительные демарши военного руководства дали результат – Екатерина подписала указ о посылке чрезвычайных военных ревизоров, которым поручалось «дела с податью наладить».

План деятельности ревизоров состоял в том, чтобы о недоимках, «сыскав накрепко, и с кого не взято, а взять возможно, на тех людях править… а от кого та недоимка запущена, тех судить и штрафовать». Карательное назначение новой ревизии сомнений не вызывало.

Но такая политика была заранее обречена на неуспех – силой, как известно, никакого дела не «наладишь», и, разъехавшись по губерниям, ревизоры как в воду канули: за четыре месяца они не ответили на семь (!) указов о скорейшем взыскании недоимок. Поняв, что предложенный Меншиковым план провалился, Верховный тайный совет начал обсуждение податной проблемы заново…

Совет «при боку» императрицы, а не наоборот

Сам Верховный тайный совет (далее для краткости – Совет) был образован 8 февраля 1726 года. Он стал знаменит в истории, ибо спустя четыре года, в 1730 году, верховники – так называли членов Совета – предприняли драматическую попытку ограничения власти монарха – действие для тех, да и для последующих времен, революционное.

На рубеже XIX–XX веков Верховный тайный совет оказался в центре внимания ученых, искавших в русском прошлом аналогии назревшим или уже свершаемым демократическим переменам. События 1730 года рассматривались как конституционное движение во главе с «интеллигентным аристократом» князем Д.М.Голицыным. Об этом речь пойдет ниже, а теперь же отметим, что многие исследователи предысторию «затейки» (так называли современники попытку ограничения «вольного самодержавия») верховников 1730 года числят от 8 февраля 1726 года, когда был образован Верховный тайный совет. Так, для П.Н.Милюкова создание Совета ознаменовало собой «первый шаг к конституционному проекту 1730 года», для А.Н.Филиппова это есть «воплощение мысли об участии общества в управлении государством». Из этого в общем-то правильного посыла следовал вывод об ограничительной по отношению к царской власти сущности Совета, начиная уже с момента его образования в 1726 году.

Однако вывод этот ошибочен. У нас нет никаких оснований связывать события 1726 и 1730 годов. Между этими датами пролегает отрезок времени, который при общем ретроспективном рассмотрении событий послепетровской истории стирается, а его своеобразие совершенно не учитывается. Суть состоит в том, что Верховный тайный совет февраля 1726 года – мая 1727 года (то есть при Екатерине I) и по составу, и по функциям принципиальным образом отличался от Верховного тайного совета мая 1727 года – января 1730 года (при Петре II), ставшего, в сущности, коллективным регентом. На этом втором этапе своего существования, и особенно в конце его, к 1730 году, Совет коренным образом изменился – полное превосходство в нем получила родовитая аристократическая верхушка, которая и стала инициатором попытки ограничения императорской власти после смерти Петра II в январе 1730 года. Образование же Верховного тайного совета в феврале 1726 года было, как я уже сказал, напрямую связано с остротой внутриполитических проблем, а главное – с кризисом исполнительной власти и с недееспособностью императрицы. Кстати, эти же обстоятельства были главной причиной возникновения Кабинета министров при Анне Иоанновне (1730–1740 годов) и Конференции при Елизавете Петровне (1756–1761 годов).