Читать книгу "Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте - Пьер Антонетти"

Незаконнорожденные и сожительницы

Если флорентийское рабство возмущает нашу нравственность, то положение незаконнорожденных детей делает честь Флоренции времен Данте. «Италия среди стран Европы, Тоскана среди итальянских регионов и Флоренция среди городов Тосканы имеет ту заслугу, что первой отказалась от предрассудка, согласно которому умаляется достоинство детей, родившихся от связи, не узаконенной надлежащим образом».[49] Разумеется, Италия времен Данте еще не демонстрирует в этом отношении той широты взглядов, которая в конце XV века поразит французского хрониста Филиппа де Коммина. Он, отпрыск знатного рода, представит ее «страной бастардов» (незаконнорожденных детей). Даже первый герцог Флоренции, Александр Медичи (1510–1537), был рожден вне брака.[50] В таком городе, как Флоренция, где мужья часто и подолгу находились вне дома (о чем, как мы уже видели, горько сетовал Данте), незаконнорожденных было много; возможно, таковым был Боккаччо (Леонардо да Винчи им был определенно). В большинстве случаев незаконнорожденные дети, плод любовной связи хозяина со служанкой или невольницей, воспитывались в доме своего отца. Представители знати и деловой верхушки пополанства без колебаний упоминали таких детей в своих завещаниях, оставляя им значительные суммы денег и земли, иногда — право на семейный герб. Дочерям давали приданое (но, как и законнорожденные дочери, они исключались из числа наследников движимого и недвижимого имущества). Кроме того, законное признание делало незаконнорожденных полноправными детьми. Это признание могло совершаться при рождении ребенка, при его вступлении в брак, по завещанию. Являясь исключительной привилегией пфальцграфа (императорского наместника), процедура признания стала настоящим коммерческим предприятием. Знатные фамилии по этому поводу обращались к папе римскому или императору, всегда получая положительный ответ, если речь шла о мальчике, но не всегда, если просили о девочке. Эта дискриминация по половому признаку закреплялась обычаями, и незаконнорожденная дочь труднее находила себе мужа, чем законная.

Широта взглядов средневековых людей проявлялась также и в обычае внебрачного сожительства (конкубината). Несмотря на протесты Церкви, он практикуется повсеместно. Специальными постановлениями городских коммун ему придан законный статус (так, постановление от 1308 года в Лукке признало сожительниц «законными»). Иногда нотариусы регистрируют контракты, в которых четко определялись права и обязанности двух сторон. В этом отношении Генуя демонстрирует такую широту взглядов, которая делает ее знаменитой.[51] Речь идет о своего рода свободном или пробном браке, предусматривается возможность появления детей, равно как и продление контракта на установленный законом срок (как правило, шесть лет). Случалось, что сожительствовавшие по контракту становились мужем и женой. Если же они и расставались, то друзьями… По крайней мере, так полагали.

Стоит ли подробно говорить о семейной морали? Кажется, во Флоренции времен Данте она балансирует между непреклонной строгостью и вседозволенностью. Строгость проявляется в принципах: соблюдение девственности, супружеская верность жены (но не мужа…), нерасторжимость брака. Вседозволенность — в повседневной практике. Нужно ли понимать свидетельство Данте буквально:

Сардинская Барбаджа — та скромна И женской честью может похваляться Пред той Барбаджей, где живет она.

(Чистилище, XXIII, 94–96)

Должны ли мы верить свидетельствам «Декамерона», где женщины-флорентийки, замужние и незамужние, всецело и безудержно предаются природным инстинктам? Был ли прав знаменитый проповедник Джордано да Ривальто, громогласно обличавший в 1303–1304 годах с кафедры собора Санта-Мария Новелла рано начинавших половую жизнь флорентийских юношей и девушек: никто из них не сохранял девственности к моменту вступления в брак. Возможно, здесь, как и во многих других областях жизни, проявлялся здравый смысл и скептицизм флорентийцев. Если так, то пренебрежение лицемерными строгостями в отношениях между полами, нетерпимостью, религиозным ханжеством делает Флоренции честь.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПУБЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ

Глава первая

Облик города

Развитие города

Данте довелось стать свидетелем необыкновенного роста своего родного города. Вспоминая о Флоренции первой половины XII века, когда жил его прадед Каччагвида, еще «простой и скромной», умещавшейся в пределах древнего пояса стен (Рай, XV, 97—100), Данте противопоставляет ей большой город, каким он стал на его глазах (Ад, XXIII, 94), — противопоставляет, чтобы посетовать на этот рост, достигнутый за счет новых поселенцев (la gente nuova), приехавших из окрестных деревень, и так изменивший облик города, что старожилы с трудом ориентируются в нем. Однако Данте, этому laudator temporis acti, воздыхателю по ушедшим временам, каким он предстает в «Божественной комедии», возражает его современник хронист Дино Компаньи: во Флоренцию специально приезжают из дальних краев только для того, чтобы полюбоваться «красотой и благоустроенностью города». Другой великий хронист, Джованни Виллани, чуть позднее восхищался строительной лихорадкой, охватившей горожан. Строительство идет как внутри пояса городских стен, так и вне его; благоразумного консерватора страшат непомерные расходы, которые позволяют себе прослывшие сумасшедшими флорентийцы. Если верить ему, то за первую половину XIV века на расстоянии шести миль вне пояса городских укреплений построены две новые Флоренции (Хроника, XI, 94).

Без сомнения, это самый существенный и стремительный рост, какой только знала Флоренция в Средние века и позднее (за исключением того, что совершается на наших глазах). Данте, который сожалел об этом росте, сам был скромным его участником: в апреле 1301 года ему поручили контролировать строительство и выпрямление улиц в центре Флоренции. Развитие было столь стремительным, что за один век пришлось возвести два пояса оборонительных сооружений, тогда как до последней трети XII века город жил в поясе каролингских укреплений конца VIII — начала IX века, возведенных почти в точности по линии древнеримской стены, замененной в VI веке новым защитным поясом, охватившем меньшую территорию: прежний в результате варварских вторжений и последовавшего за ними упадка оказался слишком большим.

В городской стене, которую видел Каччагвида, было всего лишь четверо ворот; она представляла собой невысокую надстройку над древнеримскими стенами. Флоренция, стиснутая этим поясом, была своего рода большой крепостью (бургом) с несколькими церквями (Санта Репарата — кафедральный собор, Бадиа, Сан-Пьетро Скераджо, госпиталь при Сан-Джованни Эванджелиста, Баптистерий) внутри стен и несколькими (Санта Тринита, Сан-Лоренцо, Сан-Пьетро Маджоре, Сантиссими Апостоли) вне их; на другом берегу реки Арно располагались Санта Феличита и Сан-Миниато. Улицы были тесными, кривыми и грязными, площади неширокими, дворцы редкими, церкви невзрачными, дома-башни не столь многочисленными и высокими, как во времена Данте. Короче говоря, Флоренция в середине XII века, при Каччагвиде, была городом, скромным по своим размерам, численности населения, сооружениям и престижу.