Читать книгу "В объятиях любви - Барбара Картленд"

Маркиз направил свою лошадь между деревьями небольшого сада, остановив ее возле заросшего уголка, пламеневшего цветами.

— Я оставлю вас здесь, — сказал он. — Подержите поводья и не двигайтесь.

Он вложил поводья в ее руку, затем сошел с лошади к поднял к ней руки, чтобы спустить ее на землю.

Когда она посмотрела вниз на него, и серые глаза маркиза заглянули в ее глаза, у нее возникло странное чувство, что они разговаривают друг с другом без слов.

Затем очень медленно, как показалось ей, он спустил ее вниз с седла и на мгновение задержал ее в своих руках.

— Прощайте, Аспазия, — сказал он глубоким голосом. — Будьте осмотрительны.

— Еще раз.., благодарю вас, — ответила она, почувствовав, что ей трудно говорить. — Я буду.., всегда помнить вашу доброту.., и то, каким.., замечательным вы были по отношению ко мне.

И вновь их глаза встретились, но, ощутив смущение и почувствовав необычное биение своего сердца, она повернулась и побежала через заросшую лужайку к дому.

Маркиз видел, как она обогнула дом и исчезла за кустами роз, росших перед его фасадом.

Он вздохнул и отправился назад, не сразу вспомнив, что на Аспазии так и осталась его вечерняя накидка.

«Интересно, захочет ли она возвратить мне ее», — подумал он с улыбкой.

Затем он вспомнил, что должен как можно скорее закончить дела с герцогиней.

Было бы глупо с его стороны не разрешить с ней проблемы, которые привели его в Гримстоун-хауз.

Усмехнувшись, он подумал, что она, возможно, будет разочарована, когда убедится, что у него нет желания принять следующее приглашение на ее тщательно спланированные развлечения.

* * *

Аспазия пробралась в дом через боковую дверь, в которой недавно сломался замок.

В доме было тихо в этот ранний, утренний час, когда все еще спали.

Она хотела бы поговорить с Джерри, но решила не будить его.

Она поднялась в свою спальню и, лишь расстегивая накидку, которую дал ей маркиз, вспомнила, что должна была возвратить ее, расставаясь с ним.

«Я смогу оставить ее в его доме в Ньюмаркете», — успокоила она себя и подумала, что передаст ему вместе с накидкой письмо благодарности и скажет еще раз, как признательна ему.

Она сняла белое вечернее платье, думая, потребует ли герцогиня прислать его обратно.

То, что на ней не было ничего, кроме этого платья, напомнило ей сцену с обнаженными участниками представления в столовой.

«Я хотела бы сжечь это платье, — думала она. — Может быть, это поможет мне забыть происшедшее вчера вечером».

Но ей не хотелось забывать маркиза.

Он был таким великолепным, таким внушительным! Но, кроме этого, он вызывал в ней странные чувства, которые она не могла выразить словами.

Каковы бы они ни были, она ощущала, что ее каким-то непонятным образом притягивает к нему, и когда она сидела так близко к нему на его лошади, она как будто принадлежала ему.

«Это все мое воображение», — сказала себе Аспазия.

Однако необычное чувство не проходило, и Аспазия вспомнила об ощущении безопасности, которое она испытала, находясь вблизи маркиза, и теперь, когда он уехал, ей казалось, что она никогда больше не испытает этого ощущения вновь.

Весь миру казалось, погрузился во тьму.

«Я просто устала», — думала она. Но она понимала, что причина не только в этом.

Она надела свою ночную рубашку и легла в кровать, в которой спала с тех времен, когда выросла из своей детской кроватки. Она уснула, думая о маркизе и желая вновь оказаться с ним рядом.

* * *

Аспазия проснулась и увидела Джерри, стоявшего рядом, глядя на нее.

— Слава Богу, наконец-то ты вернулась! — воскликнул он, прежде чем она успела сказать что-либо. — Я пребывал в страхе с тех пор, как получил известие о тебе от конюхов.

— Ты получил известие? — спросила она. — Я посылала их к Марфе.

— Марфа осталась ночевать у своих родственников, — беззаботно объяснил Джерри. — Но что случилось с тобой?

Аспазия в смущении не могла смотреть на него.

— Не знаю.., даже, как.., рассказать тебе, — отвечала она, — я еще не проснулась как следует.

— Знаешь, что я сделаю? — сказал Джерри. — Я пойду вниз и сварю кофе. Надень свой верховой костюм, и после того, как мы позавтракаем, я хочу показать тебе маленьких лисят в лесу. Они только родились и очень хорошенькие, хотя будут, конечно, опустошать курятники, когда подрастут.

Говоря это, он вышел из комнаты, и Аспазия поднялась с постели.

Теперь, когда она снова была дома, прошедшая ночь казалась ей всего лишь страшным сном.

Однако, когда она начала пересказывать все Джерри, испытанный страх вновь нахлынул на нее.

Они приготовили завтрак, и поскольку их дядя не завтракал так рано, они поели на кухне, и Аспазия рассказала своему брату все, что произошло с ней в Гримстоун-хауз.

Сначала он слушал все это с простым удивлением, но затем между бровей его появилась складка озабоченности, а его губы тревожно сжимались по мере того, как он понимал возможные последствия того, чего она, в своей невинности, не осознавала.

И лишь когда она закончила, рассказав ему, как мирно спала рядом с маркизом с подушкой между ними на кровати, он наконец разжал свои кулаки, которые непроизвольно сжимал, и испустил вздох облегчения.

— Я с трудом могу поверить в это!

— Я должна рассказать тебе.., кое-что еще, — продолжала Аспазия.

— Что именно?

— Встав сегодня утром, пока маркиз был в ванной, я оглядела спальню, и что, ты думаешь, я увидела?

— Что ты увидела? — спросил Джерри.

— Портрет.., ты знаешь, кого я имею в виду.., над камином.

— Я хотел бы увидеть, каким он был.

— Это тебе легко сделать.

— Как так? — спросил Джерри.

— Просто взгляни в зеркало.

— Неужели я действительно сильно похож на него?

— Копия! Картина как будто нарисована с тебя, только он был в то время постарше.

С этими словами Аспазия вынула из кармашка своего жакета миниатюрный портрет.

— Я посмотрела на это изображение, как только вернулась этим утром, и мне оно всегда казалось очень похожим на тебя, но тот портрет — просто, как сказала бы Марфа, «живая копия»!

— С этим ничего не поделаешь, — сказал Джерри. — Остается лишь надеяться на то, что герцогиня никогда не увидит меня.

— А.., те грумы, которых прислали.., вчера сюда?

— Понимаешь, не было никого другого, кто бы вышел к ним. Марфы не было здесь, а дядя Теофил, хоть и возвратился назад, был в своем кабинете.